– Отвлекаем…
Лишний раз объяснять Селиверстову не потребовалось. Высунулся на секунду, дал короткую очередь куда-то в сторону цели и тут же спрятался. Кланг! В тонком металле борта появилась дырка, не предназначен грузовик для противостояния пулям. Хотя и выстрел точностью не отличался, промах на полметра, не меньше – стрелок явно занервничал.
Хромов тут же высунулся. Трижды выстрелил, благо «светка» позволяла не терять время на передергивание затвора, и тоже нырнул в укрытие. Ответная пуля свистнула выше. Нормально…
Они повторили это еще несколько раз, а потом с колокольни раздался вопль, и, высунувшись, Хромов увидел непонятное мельтешение наверху. Более всего это смахивало на потасовку – похоже, Ильвес добрался-таки до снайпера.
Переглянувшись, разведчики, не сговариваясь, синхронно выскочили из укрытия и бросились к каланче, однако их помощь уже не требовалась. Когда они, тяжело дыша, бежали по лестнице, навстречу им вышел курсант, держа согнувшегося в три погибели высокого, худого мужика. Что интересно, не в форме, а во вполне гражданском кургузом пиджачке. Правая конечность стрелка была заломлена за спину, чуть не до затылка, так, что дернешься – сломается. Второй рукой Ильвес держал пленного за длинные сальные волосы, оттягивая ему башку назад. В общем, капитально защемил противнику все, что можно и нельзя. Увидев подмогу, заулыбался, демонстрируя свежий фингал под левым глазом:
– Там мой автомат остался и его винтарь. Подберите, а…
– Подберем… Как ты его усек? – спросил Хромов у Селиверстова, протискиваясь наверх. Тот лишь сделал гордый вид. Ну что же, и без слов ясно – случайность, помноженная на боевой опыт и хорошую реакцию. Повезло…
Винтовка была немецкая, изрядно потертая и очень ухоженная. И – длиннее образцов, которые попадались Хромову раньше, видать, наследство прошлой войны еще. Пленный, мужик средних лет с качественно стянутыми за спиной руками, периодически зло посматривал на Сергея, крутившего оружие в руках.
Остальные расположились тут же, благо с трофеями уже разобрались, просто закидав их в кузов одного из грузовиков. Курсант зло смотрел на стрелка, прижимая к окончательно заплывшему глазу какую-то железяку. Поздно, уже не поможет, и ждать, пока бланш рассосется, придется долгонько. Селиверстов задумчиво чистил ногти кончиком трофейного немецкого кинжала. Почему-то этот простой и незатейливый предмет более всего притягивал взгляд пленного, глаза так и шевелились в такт движению клинка.
– Ну-с, господин хороший, может, объяснишь, зачем ты в нас стрелял? – Хромов говорил спокойно, в чем-то даже немного дружелюбно. Роли были уже расписаны, каждый знал свой маневр. – Мы тут, понимаешь, от немцев вас спасаем, а ты стрелять… Нехорошо.
Пленный молчал. Впрочем, это никого не обескуражило. «Хороший» свою часть речи закончил, теперь было время «плохого», и в этом качестве Ильвес со своей травмой подходил как нельзя лучше.
– Да что с ним цацкаться? – зло поинтересовался он. Акцент, ранее почти неуловимый и давно привычный, обострился и звучал сейчас довольно зловеще. – Повесить как предателя, и делу конец.
– А может, он мазохист, и сам этого добивается.
– Кто?
Сергей объяснил. Товарищи, как жеребцы, дружно заржали. А пленный, очевидно, вполне понимающий сказанное, выдал в ответ длинную фразу. Явно нецензурную, но русскому слуху абсолютно чуждую. Селиверстов приподнял бровь:
