– Довольно, – Васильич резко хлопнул себя по колену. – Я тебя понял. Конкретных доказательств нет, а свербит, да? Хорошо. Наверное, так и впрямь лучше будет, что-то я осторожность потерял. Николай Васильевич Громов – имя настоящее…
Он ушел на Великую войну добровольцем. Студент последнего курса, физик… Все пророчили ему большое будущее, а он на волне всеобщего патриотизма выбрал школу прапорщиков. Тех самых, что жили на передовой десять-пятнадцать дней.
Ему, наверное, повезло – провоевал целых три недели и пулю поймал не в голову, а в левую ногу, причем в мякоть. И вторично повезло, что не загнулся от заражения крови – до госпиталя довезли быстро и подлечили качественно. Ну а дальше по накатанной – за проявленную доблесть погоны подпоручика и «клюкву»[14] на парадную саблю. Двухнедельный отпуск – и снова в строй.
На этот раз судьба повернулась к молодому офицеру другим боком. Вместо того, чтобы получить взвод и сложить голову, свежеиспеченный подпоручик попал в разведку. Успел поползать по тылам, заработал два «Георгия» и несколько дырок в шкуре, к счастью, неопасных… А потом началась революция, и штабс-капитан Громов выбрал не ту сторону.
Вначале Юденич. Когда тот уводил свою побитую армию в Прибалтику, Громов предпочел отправиться в свободное плавание. Не доверял он чухонцам – и оказался прав. Армию Юденича заморили голодом, а лихой разведчик выжил. Потом Деникин, Врангель, между ними – у батьки Махно, с которым, в конце концов, не сошелся по идеологическим мотивам и ушел, стреляя с двух рук и положив немало народу… В общем, жизнь, полная приключений.
Когда красные заняли Каховский плацдарм, подполковник (с обеих сторон фронта в званиях росли быстро) Громов решил, что все, хватит с него. Да, Слащев, самый талантливый полководец той войны, сумел немного выправить положение, но для полной ликвидации угрозы сил ему попросту не хватило. И опытный разведчик понял: началась агония. Красные их просто раздавят числом. А потому он, не долго думая, решил выбираться самостоятельно.
И ведь выбрался. Перешел линию фронта, затерялся на просторах России и… вступил в Красную армию. С ней вместе побывал на Дальнем Востоке и даже поучаствовал в изгнании японцев, которых откровенно не любил, так что неприятия та война у него не вызвала. Ну а потом остался в армии, рассудив, что под фонарем темнее. Родители еще в девятнадцатом году умерли от тифа, ничего его не держало. Так и прожил жизнь, дослужившись до старшего сержанта. И вот – опять на германской войне. Будто молодость вернулась.
Закончив рассказ, Громов несколько секунд смотрел на огонь, глаза затуманились. Он словно вновь переживал те времена, когда был молод, решителен, верил в идеалы. Резко тряхнул головой, отгоняя наваждение, потом неспешно повернулся к Сергею:
– Откровенность за откровенность. Кто вы?
– Туристы, – очень спокойно ответил Хромов. Эту легенду они обговаривали, так что каждый знал свой маневр. – Я, Альберт, Володя – студенты. Игорь Васильевич – инженер, Петр Петрович – журналист, Александр Павлович – он у нас полковник, скоро в отставку… Теперь уже нескоро. Познакомились в поезде уже. Потом налет, бомбы, почти все погибли – у нас группа большая была, на Кавказ ехали. А мы вот уцелели, ну и выбираться стали вместе.
Громов кивнул. Неясно, поверил или нет, но к сведению принял. Хотя все же скорее поверил:
