– С удовольствием.
И мы отправились на прогулку, которая затянулась на два часа.
Я с удивлением отметила, как легко дается мне ложь. Угрызения совести вроде бы тоже не беспокоили. Я шла рядом и сияла от счастья. На следующий вечер прогулка повторилась. Мы как-то вдруг заговорили о моем муже, и я призналась, что наш брак большая ошибка. Литвинов слушал и кивал. Я ненавязчиво коснулась его руки, и он моей руки более не выпускал, а я опять гадала: кто из нас кого соблазняет? Далее все оказалось совсем просто. Я, мучаясь рядом с нелюбимым мужем, наконец-то обрела родственную душу, а Литвинов вдруг испытал чувства, о которых успел забыть. И мы рухнули в объятия друг друга, воспользовавшись тем, что мой муж уехал на экскурсию. Греху предавались в нашем номере, что Литвинова даже не насторожило. Разумеется, в номере была установлена необходимая аппаратура. Уверена, она была и в номере Литвинова, из чего я заключила, что «трудимся» мы здесь не одни. Впрочем, в наличии у Дена помощников я не сомневалась.
Я не чувствовала ни стыда, ни отвращения, оказавшись с ним в постели. Впрочем, я давно уже мало что чувствовала. Все-таки в какой-то момент мне стало жаль Литвинова. Человек вырвался отдохнуть впервые за два года, решил пожить в свое удовольствие и вот… вот он лежит рядом, а по соседству Гадюка-Ден ждет своего выхода. Человек, от которого зависит его дальнейшая судьба, а может, и жизнь.
Дверь распахнулась, а я невольно вздохнула: значит, все кончилось. Литвинов вздрогнул, резко приподнялся. Мне не надо было вскакивать и вздрагивать, я и так знала, что в дверях стоит Ден. В первую минуту Литвинов растерялся, как и любой другой на его месте, особенно услышав гневный окрик: «Какого черта вам здесь нужно?» «Забавный вопрос, – мысленно хихикнула я. – Отгадай с трех раз, парень».
Литвинов беспомощно посмотрел на меня, пытаясь найти у меня поддержку, в тайной надежде, что я сама все объясню своему мужу. Но играть в комедию «уличенная жена» я не собиралась, решив, что моя роль на этом закончилась, встала с постели, набросила рубашку и удалилась в ванную, где включила воду на полную мощность.
Мужчины, когда они без штанов, чувствуют себя страшно беззащитными – нагишом гордо не уйдешь, а одеваться под чьим-то взглядом надо уметь, лично у меня на приобретение навыков ушло много времени и нервов. В общем, я не желала знать, что там происходит. Вдруг уставилась в зеркало и вроде бы удивилась: кажется, я тоже большая ошибка природы, неужто такой опытный человек, как Литвинов, не разглядел за моей ангельской внешностью малоприятную особу? Впрочем, он, скорее всего, не знаток женщин.
– Ну, что? – спросила я себя, потерев лицо ладонями. – Еще одно доброе дело? Что я должна сейчас чувствовать? Отвращение к себе, ненависть?
Но я по-прежнему ничего не чувствовала, кроме тоски, словно я вновь маленькая девочка и меня во время праздника наказали: заперли одну в комнате. День тянется бесконечно медленно, а с улицы слышен веселый смех детей.
Несмотря на все усилия, до меня доносились голоса из спальни (даже вода не спасала) – жесткий приглушенный голос Дена, возбужденный, почти визгливый, Литвинова. «Неужели он не согласится?» – думала я. Мне хотелось войти в спальню и сказать: «Разве вы не понимаете, с кем имеете дело? Вас просто раздавят…» Если бы он согласился, я бы обрадовалась, и не только из-за того, что не пришлось бы лишний раз брать грех на душу. Наверное, так мне было бы легче пережить собственное поражение.
