Бандит рассмеялся:
– Не морочь мне голову. Как вы можете есть камни, если до сих пор живы? – С ленивой жестокостью кота он толкнул отца девочки так, что тот отлетел в сторону. – Вы, крестьяне, все одинаковые. Предлагаете нам курицу, надеясь, что мы не заметим откормленную свинью в хлеву! Иди и принеси остальное, подонок.
Отца девочки осенило. Что-то в его лице изменилось. С удивительной быстротой он бросился к детям и схватил девочку за руку. Она вскрикнула от удивления, а он стащил ее с кровати, крепко сжимая ее руку; он делал ей больно.
Отец произнес у нее над головой:
– Возьмите эту девочку.
Какое-то мгновение эти слова казались ей бессмысленными. Затем она их поняла. Все родные раньше называли ее бесполезной, а отец наконец нашел ей самое лучшее применение: она была тем, что можно использовать для пользы тех, кто имел значение. Девочка с ужасом смотрела на бандитов. Какую пользу она могла бы им принести?
Будто в ответ на ее мысли, бандит произнес с издевкой:
– Этого черного кузнечика? Лучше отдай нам девочку на пять лет старше и миловиднее… – Потом он понял смысл, не договорил фразу и расхохотался: – Ох, дядюшка! Значит, правду говорят о том, на что готовы вы, крестьяне, когда совсем отчаиваетесь?
У девочки закружилась голова, она вспомнила то, о чем любили шепотом рассказывать друг другу деревенские ребята. Что в других, более бедных деревнях соседи менялись младшими детьми, чтобы их съесть. Эти рассказы вызывали ужас и возбуждали, но никто из них до конца не верил в это. Это были всего лишь сказки.
Но сейчас, видя, что отец избегает ее взгляда, девочка поняла, что это не просто сказка. В панике она начала вырываться и почувствовала, как пальцы отца сильнее впились в ее тело, и тогда она расплакалась так отчаянно, что даже не могла дышать. В тот ужасный момент она поняла, что означало слово «ничего» в ее судьбе. Она думала, оно означало, что она ничего не значит, что она никогда не станет кем-то значительным или не совершит ничего значительного. Но она ошиблась.
Оно означало смерть.
Пока она извивалась, плакала и кричала, бандит подошел и вырвал ее из рук отца. Она закричала громче, а потом полетела на кровать и ударилась так, что из нее выскочил весь воздух. Бандит швырнул ее туда.
Он с отвращением сказал:
– Я хочу есть, но не собираюсь прикасаться к этим отбросам, – и он ударил отца в живот. Тот сложился вдвое с мокрым бульканьем. Девочка беззвучно открыла рот. Рядом с ней вскрикнул Чонба.
– Здесь есть еще! – раздался крик другого бандита из кухни. – Он их закопал.
Их отец корчился на полу. Бандит ударил его ногой под ребра.
– Думаешь, что можешь надуть нас, лживый сын черепахи? Готов поклясться, у тебя есть еще еда, спрятанная по всему дому. – Он пнул его еще раз и еще. – Где она?
Девочка почувствовала, что снова может дышать: они с Чонбой оба вопили, умоляя бандита прекратить. Каждый глухой удар сапога по телу отца пронзал ее болью, такой острой, будто это было ее собственное тело. Несмотря на то что отец показал ей, как мало она для него значит, он все-таки был ее отцом. Дети были в неоплатном долгу перед родителями; этот долг невозможно было вернуть. Она закричала:
– Больше ничего нет! Прекратите. Пожалуйста. Ничего нет. Нет…
Бандит ударил отца еще несколько раз, потом прекратил. Девочка почему-то поняла, что он сделал это не из-за их мольбы. Отец лежал неподвижно на земле. Бандит присел и поднял его голову за узел на макушке, и они увидели кровавую пену у него на губах и бледное лицо. Бандит с отвращением хмыкнул и отпустил голову.
