– Это с какими? – заволновался Крапивин.
– Сфотографировать звезду оперной сцены сможете?
– Ну, хороших снимков я вам не обещаю…
– Снимки меня вообще не интересуют, делайте вид, что фотографируете, и с умным видом давайте указания.
– С этим я справлюсь.
Екатерина Захаровна, как оказалось, очень любила фотографироваться. Она охотно соглашалась на любые предложения: сняться у окна, на диване, в шляпке, в беретке. Крапивин, который поначалу робел, исполняя чужую для себя роль фотографа, потом неожиданно оживился и с увлечением предался работе. Я даже не сразу поняла, что эта фотосессия стала для него маленькой местью за несправедливое осуждение его прежней работы. Он с удовольствием издевался над ничего не подозревающей дивой.
– Тут вам лучше будет встать на колени, – рьяно руководил он Малявиной. – Напольная ваза просто потрясающая, вы будете великолепно смотреться на ее фоне.
– Вы думаете? – Малявина изучающе посмотрела на свою вазу и согласилась с мастером. – Да, она действительно уникальна. Но вам не кажется, что на коленях я буду выглядеть не очень привлекательно? – сомневалась она.
– Не волнуйтесь, никто и не догадается, что вы стояли на коленях. Я сделаю крупный план, только ваше лицо и ваза.
– А, тогда хорошо! – Малявина послушно выполняла указания фотографа.
– Теперь можете опереться на локти. Вот так. – Эдуард Петрович просто наслаждался своей маленькой местью.
Я едва сдерживала смех, наблюдая за ним.
– Не переусердствуйте, мастер.
– Все под контролем.
Дива и лжефотограф переместились в спальню, где Малявина, под щелканье фотокамеры, еще минут десять позировала на кровати.
Крапивина я отрывала от неожиданно полюбившейся работы чуть ли не силой.
– Нам еще надо на самолет успеть, Денис Альбертович.
– Ах, да. Простите. Увлекся.
– Ой, мне так приятно было с вами работать, я получила огромное удовольствие. – Малявина взяла под руку моего помощника и кокетливо прижалась своим пышным бедром к его ноге.
Крапивина перекосило от негодования, но, надо отдать ему должное, он сумел совладать со своими эмоциями.
– Мне тоже. Вы потрясающая женщина, – очень правдоподобно соврал Эдуард Петрович.
– Ой, ну что вы.
Надо было бежать отсюда, бежать, бежать и бежать.
Мы мчались по дороге в сторону города, когда Эдуард Петрович, осознав все, что с ним недавно произошло, ужаснулся своему поведению.
– Неужели это был я? – Крапивин сидел с каменным лицом. – Я ее фотографировал, я позволял ей кокетничать со мной.
– Вы и сами с ней неплохо кокетничали, – добавила я масла в огонь.
– Какой ужас! – Крапивин схватился за голову. – Как это отвратительно.
Он поныл пару секунд, а потом неожиданно накинулся на меня:
– Что вы со мной делаете? Вы ломаете меня, я не такой, со мной так нельзя.
– Вы сами изъявили желание сопровождать меня. Никогда не поздно отказаться, – усмехнулась я.
– Нет, я должен это пройти до конца, – смело признался журналист. – Что вы думаете делать дальше?
Мы с Крапивиным проанализировали ситуацию, точнее, я уже сделала свои выводы после встречи с Малявиной, но Эдуард Петрович настоятельно требовал поделиться с ним своими соображениями.
– Будем искать ее спонсора, думаете, это он меня преследует?
– Честно говоря, сомневаюсь, – разочаровала я Эдуарда Петровича. – Заметьте, говоря о журналистах, Малявина вас не упомянула. Думаю, она и фамилии вашей не запомнила, вы для нее один из тех, кто оклеветал, оговорил, унизил.
