Листая альбом, Пайрия внутренне погружался в особенно радостные события прошлого так, словно они происходили недавно. Он делал это с таким рвением, будто хотел заглушить в себе вновь возникшую боль откликнувшихся горьких воспоминаний. Пайрия во всех подробностях вспоминал погоду, настроение, все действия до мелочей, проживая всё вновь с прежними эмоциями. Он обо всём рассказывал в ярких красках и с должным азартом, иногда эмоциями превосходя красоту запечатлённых на фотографиях, образов. Несмотря на его старательность в высказываниях, Степану было тяжело всё понять. Пайрия средне владел языком, но считался среди местных самым лучшим умельцем, и никому не позволял ставить под сомнения собственные умения. Степан разделял его восторг и про себя замечал, что нигде, даже на сравнительно недавних фотографиях охотников Перворукого не видел. Эта странность заставляла задуматься. Степан невольно вспоминал об исчезнувшей в конце восьмидесятых годов советской экспедиции Петра Праворукого, отправившейся в окрестные зоны и без вести пропавшей среди снегов. Перед поездкой в Хымвынар Степан собирал информацию о путешествиях в лесотундру и накануне наткнулся на статью о полярниках позднего советского периода. После всего увиденного Степана начали одолевать подозрения, и он решил поинтересоваться у Влада при встрече, знает ли он о судьбе экспедиции, исчезнувшей во льдах.
Позже Пайрия показал длинную лозу, сделанную из деревянной излучины, с натянутым кожаным ремешком и древком со сверлом посередине. Инструмент походил на те, которыми раньше добывали огонь. В городе эту диковинную конструкцию можно встретить разве что в музее, а тут, со слов хозяина, она широко применялась.
– А вы вообще пользуетесь современными инструментами, ну, скажем, для ремонта саней? – спросил Степан.
– Новый-мана трудный понимать-применять и ломаться часто, а где тут в тундра ремонт? А свой-мана везде можно сделать и починить сама. У наса и пила ваша есть-мана и машина. Но наша вещь надежнее-мана, проще и как-то роднее, – пояснил Пайрия.
Степан ответил вдумчивым молчаливым согласием и откусил хлеб с колбасой. Прожевав, он вдруг заметил лежавший в углу странный предмет, состоявший из налепленных невпопад друг на друга мохнатых шишек, обтёсанных с разных углов и выточенных аккуратными срубами. Степан приблизился и внимательно осмотрел. Вещица обладала странным сладковатым запахом, не характерным для еловой хвои и напоминала неумело сделанную куклу или ещё какой ритуальный идол. Она не походила на изделия, изготовляемые местными, выглядела необычной, выделяющейся, чужеродной.
– Забавная поделка, что это? – беря в руки, поинтересовался Степан.
– А игрушака-мана сына охотника-ма. Он такие любит, у нас их многа. Это тут забыл, – ответил Пайрия, взял её у Степана и отложил.
– Детям вы их по-особенному делаете?
– Та-да-а, эта не мы.
– А кто?!
– Это дары тайги бывать находим. Их приносит лес.
Степан заинтересовался. Пайрия опять говорил загадками, ссылаясь на древние поверья. Общение местных народов выглядело необычным для чужеземцев, и ничего удивительного в этом не находилось, но эти слова хозяин чума сказал с особенной тревогой, будто что-то таинственное за ними скрывал.
