Мелисса откликнулась мгновенно – зеркало теперь всегда лежало в кармане платья. Герцогиня Ратэ была хороша: волосы собраны в тугую прическу, а кофейно-карие глаза сияют от радости. Она засыпала мужа вопросами о его здоровье, о самочувствии родителей.
– С батюшкой уже переговорил?
– Немного. Больше вечером обсудим. Дети как?
– Тревожатся, конечно. Я, наверно, их тревожу.
– Не тревожься. Кто-то должен оставаться в здравомыслии.
– Да… Я постараюсь… Лета…
– Ну, а сны твои что говорят? Ты ж у нас пророчица, забыла?
– Ты всё шутишь! – сорвалась Мелисса, и Лесиастрат довольно рассмеялся. А супруга топнула ногой. А потом улыбнулась.
– Я теперь не вижу снов. Это значит, что дорога не определена. Мне снился только холод. Стороной прошел, но сильный был и многих погубил.
По лицу Мастерапробежала тень, и Мелисса догадалась, что не всё так хорошо, как сообщил супруг. Она хотела расспросить, но он ее опередил:
– Ну, будет. Детей целуй. А мне подумать нужно.
– Ты что-то мне недоговариваешь, Лета, я же вижу. Что тебя тревожит?
– Санкэ обвиняют, милая. В лукавстве.
– Это ложь!
– Навет, я знаю. Санкэ предан Родине. Но мне теперь не верят здесь. Ты, слышишь, никому об этом не рассказывай.
– Не буду. Ну, что же Санкэ? Это всё становится опасней, чем мы думали. Не лучше ли вернуться?
– И бросить Сакнэ? Нет. Я так не могу. Потом. Ты б видела… Кругом эти красные спины. Так нельзя. Они сожрут Лог. Надо доказать, что Санкэ невиновен.
– Да как же ты докажешь?!
– Вот об этом я и хочу сейчас подумать.
– Лета! Ты меня слышишь? Не смей рисковать своей жизнью! – на самом современном карийском потребовала Мелисса. В ответ Лесиастрат покивал, ласково улыбнулся и обещал быть осторожным. Махнул рукой, заканчивая разговор, и улегся на пол. Так он пролежал с полчаса, задремал. А потом вскочил как ужаленный. Спросил у ключницы химический карандаш и спрятал в своем рюкзаке-мешке. Потом, для вида, посидел над книгой стихов – на самом деле, прислушиваясь к звукам в доме и на дворе, к ощущениям от маны людей, отличая своих от чужих. Когда-то он много занимался расследованиями, выслеживаниями и арестами, так что навыки были, только старые, залежалые, пыльные – теперь Мастер их обновлял, проверял, восстанавливал. Пригодится.
Вечером, уже затемно, гостя отвели париться. Банник – скрюченный старик с богатырскими руками и плечами, от его веников не то что демоны, микробы разбегались в ужасе. Мастеруискренне хотелось с сними, но было неприлично спрыгивать с полки, как нежная барышня. Так что эльф терпел. На этот раз он даже рад был. Привычная проверка на прочность, жар, ритмичные удары и похлопывания – как массаж. И одурящий запах хвои и сушеных трав: мелиссы, ромашки, мяты, шалфея. Наконец, гостя и хозяина обдали холодной водой – тут тоже визжать было не положено – и укрыли простынями. Мужчины завернулись в ткань и вышли в переднюю.
Заходили в баню через черную, или заднюю, а после бани выходилив переднюю. Красивую комнату, с высоким потолком, лавками, столами, с полом, застланным соломой, сеном и простынями. Мужчины уселись за стол, им подали чарки с прохладным клюквенным морсом. Лог одобрительно крякнул, сделал большой глоток. А затем махнул баннику и передницам, чтобы вышли. Те поклонились и оставили бар вдвоем. Мастерс удовольствием тянул морс из чарки, чувствовал, как жар уходит наверх, а тело медленно и приятно остывает, без мурашек и дрожи.
