В свои почти пятьдесят Михал Иваныч был уверен, что вряд ли его что-то сможет удивить или напугать, да так, чтобы столбняк напал. Но именно в этом состоянии он пребывал несколько минут, когда к нему на квартиру пришел капитан полиции с папочкой в руках и пистолетом в кобуре, и, заявив, что Павла Веревкина убили, стал задавать различные вопросы, касаемо личности погибшего, их отношений, а так же служителю закона было крайне интересно, как Михал Иваныч провел прошлые выходные, да еще и поминутно.
Пашку Михал Иваныч знал еще со школы, учился он на один год младше, но не по возрасту был умен и развит физически. Они сблизились на почве обоюдного неодобрительного отношения к постсоветской литературе, а так же оба не питали особых симпатий к коммунистической власти и работали над проектами государственного переустройства, собираясь по вечерам в старом сарае при свете керосиновой лампы с группой сочувствующих из евреев, поляков и одного крымского татарина.
После школы их пути разошлись, Пашка уехал в какие-то таежные места, что бы принять посильное участие в переустройстве быта малых народностей на основе развития прогрессивных экономических отношений в сфере свободной торговли и взаимовыгодного обмена, прокладывать новые торговые пути и открывать перспективные рынки сбыта. То есть, он занимался тем, что мотался по диким стойбищам автономных округов с рюкзаком и пистолетом, выменивая пушнину и рыбу на продукты самогоноварения, которые изготавливал на первых порах самостоятельно на дрожжевой и сахарной основе, используя традиционные технологии и стационарную дедовскую аппаратуру с виду, напоминающую медный самовар с резиновой трубкой, выходящей из головной части, установленный в старой, поросшей мхом и пропахшей табаком и носками землянке.
Нужно сказать, Пашка имел талант не только зарабатывать деньги, но спускать заработанное без тормозов в самых различных направлениях. Как-то раз, прибыв из очередной экспедиции по Красноярскому краю с полиэтиленовым мешком, наполненным иностранной валютой, он откупил небольшой ресторанный комплекс, заказал медведя с цыганами, исполнительниц танца живота и прочих скоморохов. Поил всех, пока не закончился последний доллар, причем исполнительницы животных танцев, не смотря на то, что выпили коньяка больше цыган и медведя, еще и выставили счет, который бы заставил почесать голову с тыльной стороны представителя первой десятки олигархической элиты по версии журнала «Сибирский предприниматель».
Вот так Пашка, то появлялся на короткий срок, то опять исчезал на годы. Всякий раз, приезжая, он заявлялся к Михал Иванычу, исхудавший, пахнущий смолистым дымом и тройным одеколоном, но пьяный и довольный жизнью, размахивал пачками денег и звал Михал Иваныча отметить приезд, и как он говорил: «Глотнуть пивка». «Глотнуть пивка» часто завершалось массовым месячным запоем, при этом Михал Иваныч всегда искренне удивлялся тому, как много людей можно собрать благодаря бесплатной выпивке и закуске, а так же тому, как легко они становятся друзьями и объединяются во временные сообщества, как много мужчин, а то и женщин, с целью пьянства и разврата готовы оставить семьи на несколько дней и даже любимую работу.
Таким образом, к своим сорока восьми годам Паша не обзавелся ни семьей, ни жилищем, не считая пары таежных землянок и яранги где-то за полярным кругом, да и накопления его похоже большей частью пошли на популяризацию азиатских танцев в регионе и на материальную поддержку цыганской диаспоры Забайкалья и Сибири причем без всякой обратной связи.
