– Ну, правильно, – серьезно сказал он. – Тебе сам бог велел, или черт, – как тебе больше нравится.
– Это еще почему?
– Есть в тебе что-то ведьминское. Уж не знаю, хорошо это или плохо.
Она рассмеялась в ответ глуховатым, воистину, «ведьминским» смехом, от которого внутри у него все перевернулось. Потом замолчала, только смотрела на него, и в ее расширившихся в темноте зрачках отражались отблески горевших свечей.
– А что если я расскажу тебе нечто в этом духе, но возьму с тебя слово молчать? – он испытующе смотрел на нее.
– Ну, слово я, конечно, сдержу…
Он серьезно кивнул и заговорил:
– На днях со мной произошел один странный инцидент, вернее, два; после первого случая я подумал: такая глупость. Да и сейчас думаю, что глупость, что это просто от усталости. Но сейчас я и сам не знаю, как это все расценивать…
И Андрей подробно рассказал Агриппине и о первой, и о второй встрече с призраком в картинной галерее дворца.
Когда он наконец умолк, она некоторое время молча глядела на него своими выразительными глазами, буквально затаив дыхание, потом выдохнула:
– Так вот в чем дело! Вот почему ты так побледнел, когда я тебе сказала, что ты похож на того мужика с портрета…
– Ну да! Я не потому изменился в лице, что на него похож, а потому, что он выглядел так, как мой призрак, одежда и все остальное.
– Да-да, понимаю… – тихонько сказала она и опять смолкла.
Они выпили еще вина, обсудили странное приключение Андрея, а потом она засобиралась домой. Он расплатился с официантом, и они направились к Балтийскому вокзалу. Электричка стояла возле платформы, призывно сверкая огнями. Они забрались в вагон и сели на скамью, касаясь друг друга плечами. Говорить не хотелось. Обоим было хорошо. Хотелось просто сидеть вот так, рядом, и ни о чем не думать. Электричка свистнула предупредительно и тронулась с места.
– Ой, а ты как же? – встрепенулась Агриппина.
– Как истинный джентльмен, я должен тебя проводить, – сказал он. И кивнул на окно: – Ночь на дворе, мало ли что… – Про себя же подумал, что переночует у Володи или Сергея. В крайнем случае перекантуется на Московском вокзале.
Электричка плавно набирала ход, колеса постукивали на стыках рельсов, навевая дремоту. Агриппина смотрела в темное окно, где изредка возникали и затем исчезали во мраке огни фонарей. Он поглядывал на ее милый профиль и понимал, что влюбился, как школьник. Единственное, чего ему отчаянно хотелось, так это быть рядом с этой прелестной молодой женщиной, слушать ее голос или просто вот так сидеть подле нее и молчать.
На станции Тайцы поезд стоял минут пять. Свет в вагоне устало мерцал.
– Встречного ждём, – пояснил Андрей, упредив вопрос девушки. – Здесь, если ты могла заметить, одноколейка, что до Пудости, что до Можайской.
Она кивнула, проговорила чуть смущённо:
– А я не заметила. Хвалёная журналистская наблюдательность подвела.
– Ты, видимо, давно не ездила по этому маршруту.
– На электричке – давно! Как-то по асфальту привычней, тем более, я на машине…
Андрей прищурился не то что недоверчиво, но как бы несколько удивлённо:
– И где же твоя… твой… С позволения сказать, железный конь?
– Не конь, а девочка. Она у меня женского рода, и прошу не ёрничать. В ремонте, вестимо.
– Дэ-тэ-пэ?
– Оно самое… – вздохнула Агриппина.
– Ты? Или – тебя? – поинтересовался Андрей.
– Меня… На повороте подрезал парнишка-белорус, – ответила она в тот самый момент, как грязно-зелёный вагон встречного поезда застыл по ту сторону окна, а секунду спустя его двери со скрежетом отворились. – Не-ви-но-ватая я! И дознаватель не нужен…
