По-хорошему, дело следовало довести до конца – сдать хулиганов куда следует, но Агриппину, да и Андрея тоже смущала процессуальная сторона вопроса – этот вечер, а тем паче, часть ночи им вовсе не хотелось провести в стенах отделения милиции, к тому же урок, преподанный хулиганам, нельзя было назвать «лёгким» и «проходным».
Они вышли в тамбур, оттуда перешли в другой тамбур.
«Красное село» – раздался в динамиках ровный приятный голос, и электричка остановилась.
– Видишь? Объявляют! – торжествующе объявил все еще находившийся в напряженно-собранном состоянии Андрей. – А ты говорила…
Но Агриппина только головой кивнула – она тоже еще не вышла из состояния стресса.
«…закрываются. Следующая станция – Скачки». – Электричка отъезжала от платформы, и Андрей заметил, как троица сбежавших хулиганов по ту сторону окна стремительно удаляется от платформы, передавая друг другу спасённое в баталии крепкое пиво.
Постепенно, под умиротворяющий стук колес спадало нервное напряжение. Спустя некоторое время Агриппина сказала.
– Для искусствоведа ты неплохо дерёшься… – Её лицо раскраснелось, в глазах читалось удивление и – это было внове – неподдельное восхищение тоже читалось в её широко распахнутых глазах.
– Только для искусствоведа? – усмехнулся он и, не дожидаясь ответа, пояснил. – Армейские навыки. Они, видишь ли, не забываются, если надо – тело само вспомнит, у него есть собственная память…
– Да-да, – закивала Агриппина. – Это как умение плавать или на велосипеде кататься… – Андрей молчал. – Да? – спросила она после паузы, и столько неподдельного доверия было в этом коротеньком вопросе, столько мягкой женственности – такой, какой бывает она лишь в обрамлении истинной Мужественности – молчаливой, нелицемерной, что в душе Андрея волнами заплескалась спокойная нежность; в эту секунду он ещё раз понял, что влюбился в Агриппину – безоглядно, бесповоротно.
– Примерно так. Как на велосипеде, – улыбнулся он.
– Ты в армии изучал карате? – спросила она, отвечая на его улыбку своей.
– Рукопашный бой. Там есть элементы разных школ, разных боевых искусств.
– А в каких войсках… Где ты служил?
– Разведка ВДВ…
– Ух ты… И второго августа ты ходишь по городу в голубом берете и купаешься в фонтане?
– Бывает.
– Надо же… Если честно, я и подумать не могла…
– Правильно, не об этом должна думать настоящая женщина, тем более, такая красивая, как ты…
– О чём же? – снова спросила Агриппина и сама рассмеялась. – Правда, ну и вопросы у меня… Подумать только, – она подняла на Андрея глаза, – я у тебя спрашиваю, о чём мне думать…
– Знаешь, в этом что-то есть, – не без юмора отозвался он. – Можешь для разнообразия поразмышлять о загадках старой Гатчины…
– Пожалуй. И о твоём призраке… Чует сердце моё, дело там нечисто… Только знаешь что, Андрюша?
– Не знаю, конечно. – Он снова улыбнулся. Это ее невольное «Андрюша» затопило его душу невыразимым теплом и счастьем, так что возникла небольшая пауза. Наконец он спросил: – А, собственно, что?
– Давай мы вместе об этом подумаем, только потом… А сейчас… – Она запнулась. – Ой, я наверно такие глупости болтаю…
– Нет, нет, продолжай…
– Сейчас… – Девушка начала заново, и вновь осеклась. Помолчала.
– Поцелуй меня, – наконец произнесла она.
– А сейчас я тебя поцелую, – одновременно с ней сказал Андрей.
«Боже мой, зачем они нужны, слова эти», – думал каждый из них. Их руки сплелись, губы соединились в поцелуе – сладком-сладком, медовом, нежном, – электрическая искра пробежала по их телам и заставила трепетать.
