– Приходите завтра поутру. Я бы сделал и быстрее, но печь уже остывает, и мне надо заново ее топить.
– Хорошо, я приду завтра утром.
– И вот еще… не могли бы вы оставить небольшой аванс?
– Нет проблем.
Заказчик достал из кожаного кошеля золотую монету, положил ее на стол.
– О! Это слишком щедро… хватило бы и полуталера…
– Не беспокойтесь. Достойная работа заслуживает достойной оплаты.
Заказчик ушел – так же бесшумно и незаметно, как появился.
Стеклодув закрыл за ним дверь мастерской и поспешил в жилые покои.
Там он торопливо, стараясь не шуметь, прошел в спальню.
Жена сидела, склонившись над кроваткой маленького Гейнца.
– Как он? – спросил Пауль взволнованным шепотом.
– Тс-с! – Мицци прижала палец к губам. – Кажется, немного лучше… он заснул, а доктор сказал, что сон – лучшее лекарство от его болезни. Кстати, доктор напоминал, что мы должные ему за три посещения и за ту микстуру…
– Хорошо, вот у меня как раз есть талер. – Пауль протянул жене монету.
Он подошел к кроватке, взглянул на сына.
Гейнц лежал, разметавшись, на бледном личике ребенка блестели капли пота. Частое и неровное дыхание едва заметно поднимало впалую грудь.
Пауль и Мицци жили вместе уже седьмой год, но Бог благословил их только одним ребенком. Гейнц родился четыре года назад, на Святки, и оказался болезненным и слабым мальчиком, а больше ни одного ребенка Мицци не смогла выносить.
И вот теперь в их городок пришла болезнь, которая унесла уже много детских жизней в Нюрнберге и в окрестных селах.
И маленький Гейнц теперь тоже оказался между жизнью и смертью…
– Посмотри на него, – едва слышно проговорила Мицци, бережно поправляя одеяльце. – Мне кажется, у него появился румянец. Он выздоровеет, я чувствую, что он выздоровеет!
– Будем молиться, что еще нам остается!
– Будем молиться!
– Эй, братан, ты живой?
Андрей мучительно застонал.
Все тело болело, в голове бухали кузнечные молоты. В поясницу впивалось что-то острое.
– А ну, просыпайся!
Кто-то похлопал его по щеке, тряхнул за воротник.
Андрей с трудом разлепил веки.
Над ним нависал мужик лет сорока с квадратной челюстью, взгляд его был озабочен.
– Живой вроде! – проговорил незнакомец с заметным облегчением. – Только мне трупешника не хватало! Встать-то можешь?
– Встать? – Андрей задумался. – А ты вообще кто?
– Вот интересно! – Мужик фыркнул. – Тебе что – паспорт предъявить? Я тебе помочь хочу, а ты моими личными данными интересуешься! Если не хочешь вставать – черт с тобой, валяйся тут хоть до вечера!
– А где это – тут? Вообще, где я?
– Вот на этот вопрос я тебе легко отвечу. Ты на пятьдесят четвертом километре Карельского шоссе. Прямо возле километрового столба. Как раз на него ты спиной опираешься.
Ага, вот что, оказывается, давит на поясницу…
– А как я здесь оказался?
– Ну, вот уж этого я тебе сказать не могу. Это ты сам думай.
Андрей задумался. Он попытался вспомнить, что было накануне.
– Так можешь сам встать? – повторил незнакомец.
– Не знаю… попробую…
Андрей собрал в кулак волю и с трудом поднялся.
Его покачивало, в ушах шумело, перед глазами плыли цветные пятна, но сквозь их мельтешение он смог разглядеть окружающую действительность.
Он действительно стоял на обочине шоссе, возле столба, на котором красовалась табличка: «Петербург – 54 км».
И тут к нему понемногу начала возвращаться память.
Он вспомнил, как накануне ехал по этому самому шоссе с Лидой… и Лидка, как всегда, его пилила…
