Он ещё раз пережил мелькнувшее яркой молнией чувство окрыляющей эйфории, связанное с наивной надеждой на наследство. Вспомнил он и вполне реальную – отрывистую, словно нашпигованную металлической стружкой, – речь иностранного служащего. Перед глазами так и мелькал кипенно-белый платок с вышитой монограммой, которым тот промокал потный красный лоб. Эти навязчивые повторяющиеся движения будто ластиком стирали милый мираж дачи, сарая и двух парников с нежинскими огурцами.
Микрошин снова ощутил в руке гладкую тёмно-коричневую рукоять тяжёлого дуэльного пистолета. Инкрустированное перламутром и покрытое серебряной чеканкой, предъявленное ему оружие было скорее произведением искусства, нежели боевым снаряжением. В отличие от привычного безотказного АКМа, с которым отслуживший в пехоте два года Микрошин был знаком не понаслышке, пистолет выглядел изящно и неправдоподобно красиво. Сотворён он был известным дрезденским оружейным мастером Карлом Ульбрихом с большой любовью, явно не для возможного кровопролития, а чтобы его изделием гордились и восхищались. Это оружие заняло бы почётное место в Оружейной палате Кремля или уж на худой конец в дорогом антикварном магазине на Арбате. Ухаживали за ним явно заботливо. Даже не верилось, что из него можно стрелять и убивать. Тем не менее пистолет был предъявлен не с какой другой целью, как для ознакомления перед ответственным поединком. А уцелел он, видимо, только благодаря существенным усилиям, предпринятым мстительными потомками князя Р.
Позднее, осмысливая произошедшие события, Микрошин вздыхал, ворочался с боку на бок и долго не мог заснуть. Его будоражили новые, чуждые ему ранее думы. Было особенно жаль, что никто никогда не узнает о его новом статусе. Скорее всего, его ухлопают завтра на рассвете, ведь из такого оружия Микрошин, естественно, не стрелял ни разу в жизни. В составленном по всей форме милицейском протоколе казённым языком будет написано, что там-то и там-то, тогда-то и тогда-то обнаружено тело гражданина Микрошина. И ни слова о том, что он настоящий потомственный князь! «Только вдумайтесь! – возмущённо обращался в темноте осенней ночи новоиспечённый дворянин к мнимому оппоненту. – Тело не князя, на худой конец, не господина, а всего-то-навсего обычного безликого гражданина».
Такого рода официальная формулировка напрочь лишала Микрошина заслуженного некролога, окаймлённого жирной чёрной рамкой, на последней странице всех центральных газет. Не будет и обсуждения его героической, насыщенной событиями биографии в разделе светской хроники бульварной, особо почитаемой в народе прессы.
Если же фортуна вдруг улыбнётся ему и убиённым окажется господин Shpeider, всё равно никто не поверит подлинности полученных от визитёров документов. «Так что остаться в финале этой сумасбродной истории единственным официально признанным потомком старинного княжеского рода очень маловероятно», – с тоской подытожил совсем сникший Микрошин.
С такими вот тяжёлыми мыслями, сбившимися в течение томительной ночи в большой чугунный шар, Микрошин незаметно для себя самого и заснул под самое утро.
Теперь же, ёрзая на жёстком диване мчащегося по тёмному туннелю вагона метро, Микрошин отчаянно жалел о бессонной ночи и загубленных выходных днях. Князь с орлиным профилем и его подобострастный помощник были сейчас ему глубоко неприятны.
