– В машину! – не сдержавшись, опять рявкаю командным тоном.
Впрочем, Алина не спорит. И даже не смотрит на меня укоризненно этими своими глазищами так, что внутри что-то дёргается. Просто шмыгает на сиденье.
– Полкан Игоревич, – ко мне, запыхавшись, подлетает молодой следователь, про…сравший сегодня всё на свете. – Я… ну…
– Что «ты», Коля?! Что «ну»? – рычу в его сторону и кошусь на Алину. Надо как-то выбирать выражения, а то на язык рвётся такое, что ей знать не нужно. – Забыл, мать твою, базовые правила при производстве следственных действий и тактику следственного осмотра? Ты понимаешь, что любой адвокат тебя на суде уе… подтереться заставит всеми твоими бумажками сегодняшними?! Не беси меня лучше! Ещё сильнее, чем уже выбесил. Свободен!
Сажусь в машину и со злостью хлопаю дверью. Как они меня все достали, эти сосунки! То, что они нихрена не секут в том, как надо обращаться с подследственными – это ещё ладно, опыта мало, можно научиться. Хотя в своё время мне бы за такое следак, который меня натаскивал, яйца бы оборвал. Но вот что они косячат в вещах, которые у них должны от зубов отскакивать…
– Полкан Игоревич, – звучит тихое сбоку. – Не сердитесь так. Может быть, ещё можно…
– Алина, помолчи! – взрываюсь на ни в чём не повинную девчонку, и мне тут же становится стыдно. Ещё не хватало довести её…
Но Алина спокойно сносит мою злость.
– Он может исправить ошибки в протоколах путем внесения в него замечаний и дополнений, это часть шестая статьи сто шестьдесят шестой уголовно-процессуального кодекса, или провести дополнительные следственные действия в соответствии со статьями сто семьдесят третьей и двести седьмой, – выдаёт это чудо на полном серьёзе.
Я с трудом удерживаю ползущую вниз челюсть. Даже настроение слегка поднимается. Выдыхаю, приходя в себя.
– Да, он может, Алин, ты права, – отвечаю уже почти спокойно. – Проблема в том, что любая ошибка – любая, подчёркиваю это! – мало того что усложняет процесс расследования, так ещё и суд потом с высокой вероятностью завернёт результаты твоей работы за недостаточностью и недостоверностью доказательств.
– Я понимаю, – кивает она. – Если судья признаёт следственное действие не законным, все доказательства, полученные в ходе такого следственного действия, признаются недопустимыми.
– Абсолютно верно, – киваю.
Ну хоть кто-то хоть что-то знает по предмету. Прямо бальзам на душу после сегодняшних идиотов.
– Всё хреново, да? – Алина смотрит на меня, склонив голову.
– Не ругайся, – вылетает у меня совершенно непроизвольно.
Девушка фыркает, встряхивает волосами, и я в очередной раз теряю нить рассуждений, глядя на блестящие вьющиеся пряди. Вот почему предпочитаю держать в секретарях блондинку. Длинные тёмные волосы у женщины – моя… ну не то чтобы слабость, но почти. Так и хочется запустить туда пальцы, чтобы проверить – они действительно такие мягкие, как кажется? А если намотать всю эту копну на кулак, то…
Резко отворачиваюсь, выбрасывая из головы нарисовавшиеся там картинки. Совсем охренел, Богатырёв?! Ей восемнадцать! Давай ещё школьницу найди себе, чего уж мелочиться!
Что за дерьмодень сегодня… Сначала этот долбаный практикант, обжимавшийся с Алиной в лифте, потом сцена в кабинете, из-за которой я чуть не опозорился – не хватало только девочке внезапный стояк демонстрировать. На закуску встреча с Мари. Я уж думал, что похоронил эти воспоминания, а тут… стоило им сказать про Аню – и так погано стало, кто бы знал. И вишенкой на торте – следак-придурок, запоровший три часа старательной работы.
