В клетке. Словно зверь. Как же они правы. Я – зверь, самый страшный (потому что – непредсказуемый) зверь на свете: я не желаю быть съеденным хищниками. Хищники, если подумать, только называются хищниками, в нашем представлении – злыми, агрессивными и сильными. На самом деле в природе они охотятся на слабых, маленьких, глупых, дряхлых и больных. Очищают мир. Грубо говоря, делают его лучше (имею ввиду – для природы). Во всяком случае, здоровее. Не для того ли мы миримся с существованием волков в лесу и ястребов в поле?
Итак, ученые говорят: хищники – санитары леса. Не важно – того леса, что за городом, или асфальто-стеклянно-бетонного в самом его центре. Хищники, они хищники в любом обличье – хоть в овечьей шкуре, хоть в деловом костюме или со значком депутата. Их дело – грызть слабого и тащить добычу в зобики подрастающего потомства. Но как жить с этим принципом социального дарвинизма обыкновенным людям, которые мнят себя хорошими и желают жить правильно?
Если честно, то плевать мне на законы эволюции и естественный отбор – я буду зубами защищать ближнего (а равно и дальнего) от более сильных, но менее человекоподобных собратьев. Пришло время сильных не телом, но духом. Вот такой выверт эволюционной спирали, что уперлась острым штопором в зад не ждавшего подобной пакости гомо сапиенса. И мне его не жалко. Если кто-то высоко думает о себе, что он хищник, то пусть научится ловить настоящую дичь, а не отбирать хлеб у маленького или обездоленного.
Жаль, что оружие есть только у власти и преступности, отчего в сознании многих они кажутся симбиозом. Простым людям тоже не помешали бы Калаш дома и Мак в темной подворотне.
Да, жаль. Когда выйду и войду в силу, я поправлю это недоразумение.
Кажется, я немного не о том и не ко времени, хотя и в тему. Вернемся к происходящему. К суду. Надо мной.
Можно ли было представить, скажем, год назад, с пеной у рта доказывая соратникам свои постулаты, что сам окажусь в роли преступника. Радовало, что судья – женщина. Должна понять. Говорят, женщины снисходительнее к общественным недоразумениям вроде меня. Мы только по букве закона кошмарные убийцы, а по справедливости – защитники слабых. Тех же женщин. Детей. Стариков.
Это насчет будущего приговора. Как ни странно, о нем я думал в последнюю очередь, потому что мне нужен был этот суд. Мне, для моих целей.
Мне было, что сказать. Как в свое время – Христу. Пусть пока с тем же результатом. Время расставит все по своим местам. Понтий Пилат тоже был лишь государственным чиновником, радеющим о собственном благополучии (конечно, вкупе с общими интересами… по возможности). А Христос – это Христос. Хоть и сын плотника. Теперь ведь никто не скажет, что «прокуратор Иудеи» звучит круче.
Для дачи показаний вызвали Людмилу. Бледная и похудевшая, она долго не могла прийти в себя.
– Алекс к тому времени ушел, – начала она после перечисления общих данных, – мы с Татьяной тоже собрались уехать, но ее перехватили. Она ненадолго отлучилась, а я осталась ждать в машине. И тут…
Людмила не сдержалась. Плечи задрожали, лицо зарылось в ладони.
Я умоляюще глянул на адвоката. Тот понял. Заседание прервали.
На следующее заседание Людмила не явилась. Я облегченно перевел дух. Хорошо, что не пришла. После пережитого ужаса вновь и вновь обсасывать подробности…
Жуть.
Прокурор встал.
– Обстоятельства дела суду уже известны, и ввиду неявки гражданки Акимовой предлагаю заседание не переносить, а слово предоставить… – Его голос завис на долю секунды.
