Такая разная тьма - страница 24
Хочется верить, да нынешнее состояние только и просит налакаться хмельного пойла да разрыдаться у кого-то на плече. Точно так же, как минуту назад сделал Ойген. Кстати, надо ему выдать, из запасов. Иногда, если человек был особенно дорог, сердце не выдерживает – брага не выход, но лучше уж так.
– Пункт двадцать шесть, – произнес Джад, садясь рядом. Только в штанах и сапогах, устало, но твердо смотрит на меня. Словно ожидает ответа. А я сначала подумала, что ослышалась:
– Что?
– Говорю, пункт двадцать шесть корабельного устава. «С момента выхода в море мы вверяем свою жизнь случаю, и никто, кроме нас, не несет за нее ответ», – сказал он, очевидно, ожидая от меня какой-то реакции.
– Это жестоко, – невесело усмехнулась я.
– Это жизнь.
– Он прав, капитан.
Бледное, землистого цвета лицо Ойгена показалось наверху. За веревки он тащит сверток парусины, со стороны лестницы его поддерживает лучник.
– Я никого не виню, – глухо сказал он. – Я просто хочу найти того, кто отдал приказ о нападении, и зубами вырвать ему глотку.
– Не он один! – крикнул боцман с мачты. Палуба огласилась яростными криками, но я поднялась на ноги и громко ответила:
– Давай сохраним жизнь тому, кому еще в силах сохранить. Твоя Узана, если она жива, переедет в бывшее баронство, а потом займемся тем, чего просит кровь Тумаса Жамсби!
Сверток с телом положили на борт, привязали тяжелое оружие матроса, чтобы он не всплыл и не качался раздутым трупом на поверхности воды. Сейтарр, только сейчас показавшийся на палубе – осматривал двигатель, полагаю – подошел к нам, достал из кошелька пару золотых, засунул под несколько слоев ткани. На вопросительные взгляды сказал:
– Пусть и на том свете лапает баб и пьет дорогое вино.
– Лучшая погребальная, что я когда-либо слышал, – сплюнул в сторону один из матросов. Все сгрудились вокруг, желая отдать последние почести товарищу, пусть даже настолько неуклюже. Мы – не лучшие ораторы.
Ойген всхлипнул. Затем утер насквозь промокшим рукавом лицо, опустил ладонь на парусину. Помолчал некоторое время, затем медленно проговорил:
– Прости меня, брат. За все прости… твоей пролитой кровью клянусь, мы найдем это демоническое судно и уничтожим его.
Отвернувшись, я побрела в сторону своей каюты.
Кем был для меня Тумас?
Родственником. Из близких. Из тех самых, что, как и ты, хотят наживы, хорошей драки, шума морских волн над ухом. Он поднимал молот во имя своего капитана, разбивал им камень, лед и крушил черепа. Что ж… я найду способ отдать долг. Пусть даже пока что и примерно не представляю, как это сделать, и что для этого понадобится.
Сзади раздался плеск, приглушенный шумом дождя.
За мной увязались двое – главный механик и главный лекарь. Я кивнула, приглашая их в каюту. Села, вернее, повалилась на койку, больно ударившись головой. Ничего, ей полезно. Указала подпиленным когтем на Графа:
– Докладывай.
– Остальные живы и здоровы. Ничего серьезного, – кратко сообщил он. Посмотрел на Сейтарра:
– Что с двигателем?
Тот выругался, затем уже более спокойно произнес:
– Плохо все с двигателем. Рулевой трос держится на паре волосин, мы его кое-как скрепили, но потребуется серьезный ремонт. Перебиты правые приводные валы, туда сразу два снаряда угодило. Крылья маховика погнуло, тем не менее, это можно исправить. Нам нужно причалить, а, по-хорошему, обратиться на верфь.
Отличная шутка – на верфь обратиться.