Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника») - страница 18

И я показываю глазами на пенис.

– Он? – недоумевающе переспрашивает Вера и тоже переводит взгляд на мой член. – Бедненький, – восклицает она, пододвигаясь к нему на коленях. – Ну, хочешь, я его поцелую?

– Нет, не надо, ради бога, сейчас он очень чувствительный.

– Ну, последний раз, чуть-чуть, можно?

И не дожидаясь ответа, она склоняется над моим сморщенным отростком и целует его в районе уздечки. – Прости меня, я не хотела тебя обидеть, – говорит она, обращаясь к члену, и снова целует его. – Ммм, солененький! – вдруг восклицает она и, причмокивая от удовольствия, принимается лизать безжизненно лежащую плоть.

– Не надо, – слабо протестую я, чувствуя новый прилив желания. – Не надо, я не могу больше.

– Ну, что ты, конечно, конечно, – бормочет Вера, слизывая остатки спермы с головки. – Ты же болен, милый… Смотри-ка, а он оживает!

В ее возгласе столько неподдельной радости, что член мой начинает, дергаясь, как паралитик, вновь подниматься над животом.

– Прекрати, сейчас же, – я пытаюсь изобразить на лице выражение строгой непреклонности, которой мне явно не хватает в голосе.

– Ну, не буду, не буду, – Вера отскакивает от кровати и встает в метре от нее, с вожделением следя за реанимацией члена. – Нет, все, все, надо и честь знать, – быстро говорит она, как бы стряхивая с себя пелену наваждения. – Дай, я тебе помогу.

Видя, что я пытаюсь встать с кровати, она бросается ко мне и придерживая меня за талию и подсунув голову под руку, осторожно ведет в ванную комнату…

…С того дня моя жизнь превратилась в «хождение по острию ножа». Страсть вцепилась в нас мертвой хваткой, и мы жили в постоянном предвкушении блаженства. Я полностью подчинил себе Веру, – она как бы сделалась моей рабыней, – но и сам не успел опомниться, как стал рабом собственной похоти. Нам нужно было непременно видеть, слышать, дотрагиваться и ласкать друг друга. В разлуке наша жизнь казалась бессмысленным кошмаром, из которого мы выходили, бросаясь в объятия друг другу. Мы понимали, что мы разные, мы знали, что у нас нет будущего, но именно это и придавало нашим встречам ещё большую остроту. Нужно было успеть как можно больше насладиться друг другом, как можно больше взять (именно взять, а не дать!) друг от друга! Мы стали лицедеями, изобретательными в желании сократить периоды между нашими «случками». Что думали по этому поводу наши половины нас интересовало лишь отчасти, потому что очень скоро обнаружилось, что они тоже по-своему втягиваются в круговерть любовной интриги. В общем, все складывалось хорошо.

Вера призналась мне, что «положила на меня глаз» ещё во время их первой встречи в доме культуры.

– Ты был, как жемчуг среди стекляшек, – призналась она мне, жарко улыбаясь. («Почему не бриллиант?», подумалось мне).

Будучи натурой деятельной, она, недолго думая, стала «наводить мосты», действуя, как водится, в этих случаях, через мою жену. Именно под ее влиянием, Витя (ее муж) взял Л. к себе в отдел, выделив ее, как перспективную переводчицу. Став ее лучшей подругой, Вера разжигала ее любопытство рассказами о необыкновенном авторитете, которым пользуется муж на строительстве (что, в общем, соответствовало действительности), о его успехах у женщин, о том, как ей с ним трудно, о его щедрости и легковерности. Надо сказать, что ее байки нашли в лице Л. благодатную почву: ей всегда нравились мужчины старше ее, мужчины с положением и деньгами. Потом, опять же под ее влиянием, состоялась наша официальная «презентация» у них в доме и после этого мы стали, как говорится, «дружить семьями». Нас стали видеть вместе в клубе и на работе, по вечерам, после обильного ужина и возлияний мы вместе выходили на променад, вместе ездили в бассейн и за покупками в Асуан по воскресеньям. Короче, мы стали «одной семьёй». И в этом не было ничего странного, потому что здесь так поступали многие. В нашу компанию был вхож только Вовик. Не знаю уж каким образом ему удалось втереться к Грушиным в доверие: ну а со мной он вообще был запанибрата. По вечерам, он подсаживался к нам за столик в «бистро» перед клубом и с доверительно-нагловатой ухмылкой начинал перемывать косточки местным боссам: он вел секцию детского плавания и знал все, что говорится, «из первых рук», т.е. от мам.