Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника») - страница 4
– Это наш гэбист главный, за ней увивается.
– А муж?
– Муж – ничего, терпит, они, ведь здесь уже четвертый год сидят, и ещё столько же смогут.
– Четыре года в этой дыре! Чего ради?
– Жадность, Валя, жадность и комфорт. – (Почему ему нравится называть меня «Валей»? ). – А потом, они же каждый год домой в отпуск ездят. Или в Александрию.
«Да, вот кто здесь настоящие хозяева», подумал я. «Живут себе и не боятся, что их выпрут. А я здесь, всего лишь, холуй, шестерка.» Мне, вдруг, захотелось взглянуть на эту женщину поближе. Концерт самодеятельности закончился и на полную мощность врубили музыку, как бы давая понять, что подошло время танцев. Арабы в сопровождении начальства и старшего переводчика потихоньку потянулись к выходу. А что, если пригласить ее? Ведь, не откажет же? Я хлопнул для храбрости пару рюмок местного бренди и направился к их столу. Подхожу, приглашаю. За столом общее смятение, все вылупились на меня, как на инопланетянина, но молчат. Дама тоже молча встает, и мы идем в центр, и начинаем танец. Из динамиков несется мощное why, why, why Delilah! Тома Джонса. Я чувствую (или мне показалось), что она прижимается ко мне животом, а её нога то и дело оказывается между моими. Чтобы как-то привести себя в чувство, отпускаю ей комплимент по поводу белизны ее кожи.
– Вы всегда такой храбрый, – слышу я в ответ, – или только в подпитии?
Потом объясняет мне, что она днем вообще на улицу не выходит: сидит дома в маске из крема.
– Даже ставни не открываю, пока солнце не зайдет.
– А как же магазины, покупки и вообще, – выражаю я свое недоумение.
– Ну, на это есть слуги, – шепчет она мне на ухо, на что я отвечаю глупой понимающей улыбкой. Танец закончен, я веду ее к ее столу.
– А можно я вас ещё раз приглашу?
– Нет, лучше не надо. Для вас лучше, – добавляет она и чуть заметно пожимает руку, как бы давая понять, что пора и честь знать. Но я не слушаюсь, я уже в трансе, я не отпускаю ее и иду вместе с ней к столику.
– Если не согласитесь, – шепчу я ей, – я на колени встану. При всех.
Она останавливается, молча смотрит на меня, потом берет меня под руку, и мы возвращаемся в центр и через мгновение уже «кружимся в вихре вальса». Но, видимо, у меня это не очень хорошо получается, потому что в следующее мгновение я оказываюсь в компании Вовика, который, крепко сжав меня в объятиях, ведет к выходу.
– Ты, что, с ума сошел, – слышу я его голос, – Куда тебя понесло?
Мы идем по темной аллее по направлению к дому.
– А что? – отвечаю я, обнимая его за талию, – что-нибудь не так?
– Ты пойми, это не для нас, завтра же рога обломают.
– А ты где был? Я на тебя так надеялся.
И вот, мы уже в комнате, и он пытается раздеть меня, усадив на кровать. Для виду я ломаюсь, но это приятно! Приятно чувствовать, что тебя раздевают, подчиняться этим сильным рукам, которые тебя поворачивают, снимают с тебя одежду, делая таким голым и беззащитным. Я чувствую, что давно хотел этого. Мне приятны прикосновения рук Вовика, который стаскивает с меня рубашку, ботинки, носки, брюки.
– А это? – говорю я, указывая на трусы, – я, что, сам должен?
Вовик выпрямляется, смотрит на меня, потом поворачивается и идет к выходу.
– Ну, я пошел, – говорит он сдавленным голосом.
– Нет, постой, – капризным тоном заявляю я, – ты должен раздеть меня, как полагается. Я не хочу, чтобы ты уходил так.
Он стоит у двери и глядит на меня, улыбаясь.