Такая вот жизнь, братец—3. Диалоги с самим собой - страница 9

…Сегодня проснулся очень рано, ещё не было шести. Город лежал в белой утренней дымке, словно карандашный набросок на белом ватмане. Проснулся с тяжёлым чувством человека, пережившего большую беду, с «осадком на душе». Мне приснился неприятный сон, сон-притча, сон-поучение. Помню, меня так и долбануло: а, ведь, сон-то со смыслом и послан мне в назидание. Но в чём оно, я не знаю. Видел во сне отчима, он сообщил мне, что Максимка в детском доме, и мы пошли с ним туда… Вхожу и вижу огромную спальню, в ней масса детей дошкольного возраста. Кто-то невидимый отдаёт команды, и дети делают какие-то упражнения, не то зарядку, не то какой-то лечебный комплекс, при этом все лежат в кроватях и энергично машут руками и ногами. Вижу, что и Максимка лежит на спине и машет ожесточённо ручками с сердитым, страдальческом выражением на лице. Глаза его тёмные от гнева, а лицо все красное от напряжения. Взглянул на нас и молча отвернулся к стене, и тут я заметил, что на виске у него выступила вена. И как-то мне вдруг тягостно стало, жалко его, а сделать ничего не могу… Тут я и проснулся.

…Как подчас создаётся настроение? Вот, я тут читал книгу по мистике, и было на душе и радостно и торжественно, как будто причащался к чему-то таинственному и прекрасному. Потом взял книгу о перипетиях смерти и умирания, прочёл несколько строк, натыкаясь взглядом на слова «рак», «лейкемия», «необратимый процесс», и сразу же в голову полезли мысли о неотвратимости болезни, о тщете всех усилий, устремлений к познанию, планов, надежд. Все в один момент куда-то рухнуло, мир обесцветился, поблёк, и ничего больше не виделось, кроме больничной койки. В сущности, мысли о смерти у меня возникают регулярно. Вот и сейчас, когда взят билет на самолёт во Львов к одному приятелю по Нигерии, опять те же страхи, те же предчувствия. Ну ладно, сказал я себе, завещания писать не стану, но со всеми прощаюсь и всех благословляю. Аминь!

…Опять взялся за старое: большой палец в рот, зубы впиваются в мякоть подушечки у кончика ногтя, отрывают тонкие лоскуты кожи, которую я с наслаждением жую. И полон рот слюны… А за стеной Максимка в постели ожесточённо крутит баранку воображаемого автомобиля и гудит, подражая реву мотора. В любой момент он может вскочить с кровати и мне придётся бросить своё занятие…

…Вспоминается, как в один туманный день начала осени я оказался у Кировского моста. Не помню, каким ветром меня занесло туда, может, просто бродил по городу, «погруженный в думы», и очнулся в этом месте. Я стоял у чугунной решётки набережной, недалеко от моста, ведущего через канал на Петропавловскую крепость, и смотрел на тихую гладь покрытой фиолетовыми разводами воды. У самого края гранитного отвеса набережной в спокойной темной воде плавали четыре уточки. Они ныряли, одна за одной, уходя в глубину и всплывая совсем в другом месте, беззвучно и неожиданно, как поплавки… А то, вдруг, они все разом уходили под воду, и тогда на весь пейзаж опускалась тоскливое покрывало осенней промозглости.…

…День, полный неожиданностей… Какой же я варвар, в самом деле! Сейчас я страшно устал, но мне очень хочется записать впечатления этого дня. Был у своего университетского коллеги Толи Ж. Впервые испытал чувство белой зависти. Дом у него – настоящий музей. Не знаю, комплимент ли это. Первое, что бросилось в глаза, это – маленькая, почерневшая от времени статуэтка Будды на этажерке со столешницей из чёрного мрамора. Когда зашёл к нему в кабинет, просто обомлел: прямо на меня со створок старинного, резной работы шкафа смотрели бронзовые головы горгулий. Рядом стоял такой же старый, тёмного дерева стол, на столе расположились разные диковинные вещи: бронзовые канделябры, лампа в стиле «ар нуво», всякие безделушки. Чего только не было! Просто глаза разбегались… У стены стояло кресло с настоящей, потрескавшейся от времени кожей, на стене висело настоящее, ХV1II века полотно, портрет какой-то аристократки… Рядом стоял итальянский свадебный сундук –