Трое опомнившихся рванули за ним, расстёгивая на ходу пояса и наматывая их на руки. Последнее, что Венька помнил, был удар башмака в скулу и сиплый голос: «Готов!».
Нина вернулась за ним, как только ремесленники отступили. С ней было ещё трое ребят. Они подняли Веньку по склону, уложили на тачку с самолётными колёсами и повезли к Поздняковой. По дороге все молчали.
В милицию заявлять не стали. Прибежал рыжий запыхавшийся Фейгин, выгнал всех из комнаты, потребовал горячей воды, скинул пиджак, закатал рукава рубашки и склонился над Венькой, плавно двигая своими огромными в рыжих кудрях руками с толстенными пальцами, которыми, казалось, невозможно взять никакой инструмент. Потом он грузно опустился на табурет, сам глотнул какую-то пилюлю и, обведя взглядом наблюдавших за ним ребят, спросил: «Ну, кто что-нибудь видел?». Нина открыла было рот и хотела по обыкновению протараторить, ибо по-другому говорить она не умела. Но доктор Фейгин опередил её и досказал свою мысль тем же тоном: «Никто ничего не видел! Очь хорошо! Очень хо-ро-шо…» – и стал натягивать пиджак. «Пусть лежит здесь. Никуда его не таскайте… А за матерью пошлите кого-нибудь из взрослых. Он ведь, кажется, на той стороне живёт? Да? Ну, прощайте, драчуны… И не вздумайте!.. – сурово зашипел он на бабку, попытавшуюся что-то сунуть ему в карман. – Прощайте!».
Когда Венька просыпался, крепко пахло мятой, потом утренний запах сменялся сладковато-приторным ароматом парного молока, потом пахло чем-то сальным и горьким – это баба Дуся садилась за спицы, так пахла шерсть. Свет просачивался сквозь двойную преграду: сначала ситцевых и затем толстых кружевных занавесок. Поэтому рассвет запаздывал в комнату, а темнело всё раньше и раньше.
Фейгин навещал два раза в неделю, накладывал свои огромные рыжеволосые руки на щуплое Венькино тело, на голову, трогал пальцами и что-то бормотал для самого себя по-еврейски. Вставать разрешил только «до ведра», а на улицу – «ни боже мой». Это очень стесняло и мучало Веньку. Но самое обидное, что читать ему тоже не разрешалось ни строчки – столько свободного времени пропадало даром…
Мама хотела после нескольких дней перевезти его домой. Она страшно переживала, что он стесняет чужих людей, пыталась заговорить, что и кормить его накладно, но баба Дуся всё решила очень просто: «Ты не переживай, дочка, кто знает ещё, кого ты в жизни выходишь… а если б не парень твой, совсем бы худо было. Пусть лежит – тебе же спокойней!».
Она делала ударение на последнем слоге, и от этого, непонятно почему, Веньке становилось как-то особенно тепло и близко всё, что тут происходило.
А происходило удивительно много, чего не замечаешь в однообразном течении собственной жизни. Во-первых, приходили ребята из класса – навестить. Их, правда, бабка пустила ненадолго и ворчливо заставляла вытирать ноги, зато потом угостила пирожками. Из разговора с ними Венька выяснил, что двое из ремеслухи пострадали не меньше его. Но друзья просили не выдавать их, что принесли новости: ему запретили волноваться.
– Да что я, больной, что ли! – возмущался Венька. – Сбегу!..
Правда, на следующее утро он обнаружил, что его штаны и рубашка, висевшие на стуле, исчезли, и догадался, что бабка Дуся – настоящий разведчик – подслушала его обещание.
Мама в те вечера, когда могла освободиться пораньше, приходила раскрасневшаяся и доставала что-нибудь вкусненькое из сумки. Раньше он никогда не проводил с ней столько времени. Однажды она вынула толстенную книгу, позвала Нину и отдала ей: «Только не давай ему самому читать, а если тебе будет интересно, почитайте вместе!».
