– А твоя мать-то знает, чем ты тут занимаешься? -спросил Борек, отряхивая стакан от падения.
Приподнялся на локте Некрас. Локоть был опухший и отлежанный, как и его верхняя чакра в те похмельные минуты. Высокий, как небо, и грустный, как украинская луна, он сполз с раскладушки цвета американского флага и, расстегивая ширинку зеленых слаксов, потащил себя во тьму, как сомнамбула. Пиво выходило, необходимо было слить конденсат.
– Давай, торопись, а то мочевой пузырь лопнет, ноги промочишь!
Некрас ни как на это не отреагировал. У него бы и не хватило сил. Язык присох к небу и еще… наверное, к зубам, а быть может он – этот язык говяжий, опух на весь рот и мешал Сергею даже ходить.
Именно так на заре перестройки в период великой Российской депрессии зарождалось фундаментальное будущее, лишенное принципов или с приобретенными новыми. Каждый – хозяин жизни. Любой, дай ему точку опоры перевернет на хрен земной шарик. Любой мечтал тогда дотянуться до небес.
– Мы сделаем это!
– Что?.. Именно?
– Не хуже других.
– Предлагаешь стать барыгами, кооператорами?!
– Откуда, скажи, мой юный друг, такие босяцкие понятия. По-твоему, торговать – западло? – восстал Шутил.
– А ты как считаешь?
– Так же.
– А я как?
– Западло.
– Ну и?
– Поедем в Поляндию по отъему работать.
– Это ты – рэкетир? Авоська с костями, суповой набор, – Некрас еще не ожил, но грубил не по-детски. – Понимаю – я, или Борек, а на себя дыбани в зеркало. Бебики-то растаможь.
– На каком основании такой разговор в мою сторону ведешь…
– Осади! – взорвался как ручная граната Боря. – Слышь, бандюги, уже статус делите. Остыньте. Надо всем решение принимать, с Максом посоветоваться…
– Он со старшими станет нас мазать работать.
– Одни без поддержки, один хуй, не срастется. Это в тебе синие амбиции.
– Ты прав, Борек, – закатил глаза Чика. Прошло время примитивного материализма.
– Не может быть?!
– Я тебе… говорю, как доктор.
Декабрь, 1990г. ресторан «Сибирские огни»
– Что творить будем, пацаны?
– Скверная заноза, надо отметить, – Борек сверлил перфоратором зрения накрахмаленную скатерку круглого стола, словно в Камелоте собрались эти парни за этим столом. Рыцари круглого…
– Левая блевота, офоршмачился ты, Шутил, по самые помидоры.
– Выход есть? – осторожно спросил Савва.
– Пока не знаю, – выдал без лишних эмоций Макс.
Боря продолжал медитировать.
– Но то, что не просто будет разровнять, это сто пудов, – резюмировал Боря. – Воры – это не в кипеш серьезно.
– Трудно будет, – согласился Чика.
– Трудно не означает невозможно! – попытался быть оптимистом Шутил.
– А вам не кажется, милейший, что этот лозунг годится на транспарант тем, кто мучается запорами.
– Ни хуя не весело, пацаны, посмотрел бы я на ваши немытые еблишки, если бы вы угодили в подобный замес, – Шутила колбасило, как грушу с бетоном, и было отчего.
Законник Кава или Ренат Казанский, и то и другое нарицательное, выдвинул братве ультиматум: отдать на раздербан Шутила. Был косяк, но спорный. С ворами рамсовать не хотели те, кто стоял за этой пятеркой.
– А что кричит Горе? – не оставлял надежд Савка.
– Костя не подпишется (Костя – Горе). Ему легче тебя блатным положить, нежели с ними в дерби вступать – трезво предположил Чика.
– Ну и че, ну и че-е… Давай, отдайте меня этим фиолетовым, хули тележить. Пусть на ремни распустят, и всем в кайф станет…
– Да, осади… Чего ты гонишь, были вместе. Ты в нас, как гаденышей, усмотрел фуганков? – Боря воскрес, покидая нирвану. – Предположим, что мы отмаксаем им, но вопрос – сколько?
