Тал Жайлау. Библио-роман - страница 4

А ласточки, свившие гнездо в углу зала, приветственно щебетали ему, и вылетали в открытые двери, чтобы найти дневной корм для своих птенцов. Солнечный свет, крадучись и дрожа мелким пересветом, мягко пробегал по книгам. День чтения начинался в славном городе Дженда.

Говорят, в других странах есть хранилища, где книг намного больше. В два, в три, а то и в десятки раз. Но Дала Ар только слышал об этом, но никогда не видел_Он часто разговаривал с приезжими купцами и торговцами, монахами и пилигримами, странниками и бродягами. Он находил их везде, на улице, в дороге под городом, на базаре и постоялом дворе, чтобы расспросить о книгах в странах, откуда они прибыли. Как же он мечтал увидеть те великие дома книг, о которых рассказывали эти говорливые, вечно веселые купцы и истощенные бродяги! Порой, их рассказы казались сказкой, ведь трудно представить книгохранилище, где не видно конца и края. Но ведь сказка лишь на вид кажется выдумкой, а за ней всегда есть жизнь. Хоть бы одним глазком увидеть эти хранилища! Ведь он с детства грезил книгами. Родившийся на берегах Сейхуна7, сын_переписчика Касыма, внук поэта Истара, Дала Ар только жил книгами, и в них путешествовал по всему миру, хотя не был дальше другого берега Сейхуна._Но пусть его хранилище еще маленькое, и в нем всего лишь несколько сот книг, он все сделает, чтобы здесь их было тысячи._А пока, начинается новый день, и он, ученик-переписчик, до самой ночи будет переписывать великие мысли, скрытые в этих буквах.

Вот уже слышатся шаги-Великого Книгочея, почетного окырмана8. Он слышит его кряхтенье. Скоро Окырман войдет сюда, и спросит:

– Как славятся книги, дорогой ученик?

А он пока подготовит перо-калам и бумагу, чтобы пробудить слова и книги.

….

В темноте кто-то заворочался, закряхтел и что-то проворчал на незнакомом языке.

– Кто здесь? – раздался сиплый, хриплый голос, и в темноте зашевелилось что-то большое, огромное, словно это была громадная туша медведя.

Дала Ар испуганно посмотрел в тот угол. И его глаза, уже привыкшие к темноте, разглядели лохматого, обросшего бородой, рыжего мужчину преклонных лет.

Незнакомецтяжело поднялся и сел на лавочку. Затем исподлобья уставился на своего соседа по каморке, и неприветливо спросил на арабском:

– Ты перс?

– Нет, я тюрк.

– Тюрк, – удивленно округлил глаза здоровяк. – Редко встретишь в наших краях вашего брата.

Он опять покряхтел, пытаясь встать, но то ли лавочка, на которой он лежал, скрипела, то ли скрипели его старые кости. Здоровяк слегка было приподнялся, но, не удержав свое тело, опять плюхнулся на лавочку, сморщившись от боли.

– Вчера изрядно перепили, а стража за это влепила нам по сто палок, – застонал он, поглаживая спину. – Ох, больно как. А ты за что здесь? Ты_раб?

– Нет, – возмущенно ответил Дала Ар, с вызовом взглянув на собеседника. Он пока еще вольный пленник и в рабство ни к кому не поступал.

– А как же ты сюда попал тогда? – недоверчиво спросил здоровяк, разглядывая его прищуренными, серыми глазами.

– На меня напали возле Бухары. Оглушили и связали. И дальнейшее я не помню. Очнулся только здесь. Я даже не знаю, где нахожусь.

– И ты не можешь отсюда уйти по своей воле? – насмешливо спросил незнакомец.

– Получается, да, – беспомощно пожал плечами юноша, и посмотрел на окно, словно примеряя, пролезет ли он в него.

– Значит, ты тоже раб, – ухмыльнулся здоровяк. – Все, кто не может уйти по своей воле – рабы.