Талант для ковбоя - страница 4

На обочине дороги, пропуская стадо, стояли два подростка с велосипедами. Они с любопытством наблюдали за сценой с Мишей.

– Лёх, смотри, больной какой-то на голову. Чё он орет?

– Не слышишь, что ли, мамкину сиську зовет.

– Что вы ржёте? Мальца сейчас коровы потопчут, – позади ребят оказался мужчина и дал одному из ребят подзатыльник. – А ну, расступись!

Он поднял с земли палку и, работая волнорезом, направился прямиком в глубину стада. – А ну, пошли, пошли отсюда, рогатые.

– Те чё, жить надоело? Малахольный! Хватит орать, – наконец мужик добрался до Миши и схватил его за рукав. – Стой теперь твердо, а то снесут и затопчут. Всхлипывая, Миша ухватился за руку своего спасителя. Так они стояли вдвоем, пока стадо коров, подобно течению реки, не прошло сквозь них.

Зрелище закончилось. Все, кто наблюдал за происходящим, как будто вспомнили, куда шли, и возобновили движение. Мальчишки на велосипеде, подъехав к Мише, поближе сделали вокруг него пару кругов.

– Дядь Вась, круто ты!

Дядя Вася поднял с земли авоську и засунул её Мише за ремень.

– Идти можешь? Куда ты шел? Рожа вся испачкалась. – Ладонью он вытер Мише слезы, оставляя на лице мальчика грязные разводы. Похлопал по плечу: – Считай, в рубашке родился, сучонок.

Первое, что он услышал, когда вернулся, были звуки музыки – кто-то играл на пианино. На ЕГО пианино. Забежав в гостиную, Миша увидел соседа, тот сидел за пианино и играл. Рядом стояла мать и внимательно слушала. Они не сразу обратили внимание, что Миша вернулся.

– Это что? Мама! Почему? Моё!

Миша подбежал к инструменту и закрыл крышку. Сосед едва успел убрать руки.

– Миша, как ты себя ведешь? – Елена Дмитриевна была в ужасе от поведения сына. Они никогда не видела его таким. – Что с тобой? Почему ты такой грязный? Где ты был?

– Аа, ковбой, – сосед, наоборот, совсем не выглядел смущенным. – Твой инструмент?

– Мишань, а где хлеб?

– Мама, какой хлеб? Там были коровы! – закричал Миша.

Елена Дмитриевна растерялась ещё больше.

– Миша, успокойся, как ты себя ведешь? Валера, Валерий Максимович, вы простите. Миша, да что же такое? – Елена Дмитриевна бросилась, наконец, к сыну. – Что с тобой? – Она стала тормошить его, разглядывать со всех сторон. – Смотри, тебе Валерий Максимович учебники по музыке принес. – Она схватила с пианино пару книг и стала их показывать сыну.

– Не трогай меня! – Миша, возможно, впервые почувствовал ярость. Ещё детскую, но довольно жестокую. Ту, которую он часто наблюдал у отца, когда тот бросался с кулаками на мать. Он сам испугался этой злости и от того стал ещё грубее.

– Не трогай меня! Предательница! Ненавижу тебя! – и выбежал вон из комнаты.

Он просидел за сараем, пока солнце не начало клониться к закату. Призывно замычали коровы, требуя к себе доярок на вечернюю дойку, громче стали голоса подвыпивших односельчан. Где-то даже заиграла гармонь, видимо, приглашая отдохнуть деревенских от дневных забот, к звукам музыки присоединились звонкие женские голоса, хохочущие и напористые мужские.

Миша был растерян. Раньше, стоило ему, обидевшись на мать, уйти из дома, как через десять минут она сломя голову носилась в поисках, расспрашивая всех соседей. Сейчас же прошло почти три часа, а входная дверь даже не скрипнула. В какой-то момент Миша даже забыл о собственной печали и захотел вернуться в дом. Но упрямый, привыкший к тому, что мать перед ним заискивает, он решил, что будет сидеть хоть всю ночь, но первым на мировую не пойдет. К голоду он был привыкший – когда отец был не в духе и гонялся за матерью, Миша часто отсиживался где-нибудь в сарае, напевая себе под нос, и обходился без еды и питья. Он мог сидеть так очень долго, постукивая пальцами по дощатой стене и слушая одному ему слышимую мелодию. И он дождался. С появлением первой звезды на ночном небе дверь скрипнула, и в проеме показались две фигуры. Мать прощалась с соседом.