Между тем, в институте в связи с его реорганизацией разгорелась дискуссия. Народ не мог понять – а для чего всё это затеяно, и какие от этого будут последствия? Вскоре туман стал рассеиваться, и многое прояснилось.
В нашем АО появился новый устав, в котором первая же строка гласила о том, что основной задачей предприятия теперь является получение прибыли. Лаборатории, занимавшиеся фундаментальными, а не прикладными, исследованиями, стали тут же разбегаться, поскольку на получение сиюминутной прибыли не были нацелены. В нашем институте, ставшем коммерческим предприятием, появились новые приказы, ущемляющие права сотрудников. Так, увеличенные отпуска научных работников, имеющих ученую степень, тут же сократили до минимума, а прибавки за наличие ученой степени платить перестали. Почему? А потому что теперь всё это отдали «на усмотрение руководства института». Руководство это, не имея, как правило, никаких ученых степеней или ученых званий, отменило тут же все эти привилегии. Задавали друг другу вопрос: а с какой целью это «акционирование» вообще проводилось? Ведь собственник (государство) оставался тем же владельцем предприятия, оставляя за собой 100% мифических акций…
Вразумительный ответ по поводу столь бестолкового акционирования народ всё же получил: пока предприятие является ФГУПом, оно должно финансироваться из госбюджета. А если оно стало АО, то пусть оно даже и остаётся полностью государственным, то по отношению к нему начинает действовать классический прямо-таки жлобский принцип: «государство вам ничего не должно». К этому и сводится вся суть подобной «реформы». Очень скоро сотрудники института на себе почувствовали ее плоды: прекращение финансирования из госбюджета превратило их зарплаты в мелочевку, и без дополнительных договоров на стороне нормально существовать стало невозможно.
Над письмом академика о выделении ему акций дружно посмеялись. Ему же составили вежливый ответ с объяснением сложившейся ситуации после изменения формы института без изменения формы собственности.
Но академика Пузырева в институте не забыли. И когда он вскоре обратился за поддержкой в связи с выдвижением очередной его работы на получение Государственной премии РФ (он уже являлся лауреатом Государственной премии СССР), наш институт его активно поддержал. Премию он получил.
Битая черепица в вишневом саду
Мне еще в советское время приходилось по работе бывать в разных частях Прибалтики. В Калининградской области (бывшей Восточной Пруссии) тогда работали геофизические партии, в которых мне приходилось бывать. Когда в работе случались паузы, или в нерабочие летние дни, народ любил посещать расположенные в районе работ вишневые сады. Эти сады некогда находились в немецких хуторах. От многих домов в хуторах осталась лишь битая черепица, а некоторые дома сохранились после войны в нетронутом состоянии и заселялись гражданами, приехавшими из других частей страны, по которым прокатился огненный смерч войны. Погоревав на руинах своих домов, недавние воины приехали осваивать бывшие немецкие земли. С такими старожилами, воевавшими в этих местах, мне не раз приходилось общаться. Они мне и прояснили разницу между их усадьбами и садами, в которых пока что валялась вдавленная в почву черепица.
Дело в том, что нашим воинским частям в Пруссии пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением немцев. Подавляющая их часть состояла в нацистской партии. Свои хутора такие немцы превратили в огневые точки и не собирались сдаваться наступающим советским частям. Когда наша пехота сталкивалась с такими хуторами, то на какую-то их осаду ни времени, ни желания не хватало. Решение становилось простым: вызывали авиацию, и бомбардировщики дома в таких хуторах вместе с расположенными в домах немцами, пулеметами и фауст-патронами сравнивали с землей. Уцелели лишь хутора, в которых жители действительно оказывались людьми мирными, которых наши воины старались не обижать.
