– Это, что нам теперь целый Божий день на этом гнилом рынке сидеть, как в темнице?! – негодовал избалованный сановник со светодиодными усами.
– Уж будьте любезны, – отвечал ему торговец пушниной, – Пущай народ хотя бы вспомнит, что такое светлый день.
– А короля, короля бы увидеть? – взмолилась прищуренная толпа рыночных зевак.
– Ещё чего… Он небожитель! Его Святейшества на земле нет и никогда не было… – надменно хмыкнул усач и, бросив им пригоршню искрящихся блёсток, вновь скрылся за живой изгородью из освещённой стражи.
Чудеса не заставили себя ждать, тёмный народ стал прозревать один за одним. И увидели они, наконец, в каком запустении прибывает всё вокруг и, что озаряется собранным со всей страны электричеством только королевская колесница изнутри. В народных массах тут же начались небывалые волнения и скандальные разоблачения.
Из монаршей кареты на секунду выглянули сияющие усы с тем, чтобы выяснить причину заминки и народных волнений. Так, ненароком, рыночный художник, стоящий недалеко от препирающихся с народом стражников, увидал истинную наружность легендарного святого монарха. Зрячий художник, наловчившийся писать в потемках, обомлел от вполне земной простоты небесного посланника с аккумулятором в руках. В следующий момент дверцу кто-то поспешно захлопнул.
Как всякий творческий человек, не сумев донести до людей невероятную правду, потрясённый художник схватился за карандаш.
– Дурак, что ли?! – ткнул его в бок слепой на один глаз товарищ, – Потом будешь мазню свою рисовать, всё равно никому это здесь не нужно. Гляди лучше на битву света с тьмой. По телеку-то такого не увидишь, обесточило давно.
– Так ведь, его ты вообще никогда и нигде настоящего не увидишь.
– Не может быть! Да провалиться мне на месте! – нервно дёрнул щекой приятель, Художник в ответ лишь кивал и посмеивался, – Это?! Неужели святой король или снова брешешь?
– Он самый! Клянусь, я видел его и он такой же… – воскликнул наивный рыночный портретист и товарищ едва успел прикрыть хвастуну рот.
Один зоркий сановник, чье платье светилось голубым газовым светом, заметил двух простаков, глазеющих слишком нагло на драгоценную колесницу монарха, и велел двум стражникам, специализировавшихся на борьбе со свободомыслием, всё выяснить.
– Так-так, граждане, чего тут трёмся в неположенном месте, над кем смеёмся, что рисуем?
– Ну вот, докричался… Так ведь, белому дню радуемся. – нашёлся приятель Художника, притворно улыбаясь двум Светоборцам. – Нечасто в наших краях так светло и весело бывает.
– Хорошо смеётся тот, кто смеётся, как крот! – пошутил светлый любитель чёрного юмора и взял обоих простаков за шкирку, чтобы стукнуть друг об друга и отбросить подальше на обочину жизни, дабы не мешали «Млечному пути». Но второй стражник, что был старше и умнее, остановил коллегу.
– Оставь их, Преосвященство не позволяло членовредительство. Нас интересуют только художества. Кто это? – спросил он, вырвав из рук Художника готовый набросок скромного человека с аккумулятором в руке.
– Это… – замешкался портретист, глянув на приятеля, который семафорил ему и здоровым, и слепым глазом. Он растерялся ещё сильнее, но спустя секунду понял, что Светоборец и сам в глаза не видел чудо, которому свято служит, – Это наш святой монарх… – честно начал тот и добавил, когда приятель отдавил ему ногу, – Я же художник, я так вижу.
