– Согласен, у Киары специфическое чувство юмора и подозрительные увлечения.
– Иначе не скажешь… Лео, скажи: она тебе до сих пор нравится, да?
– Я и сам не в восторге, – вздохнул Лео. – Влюбись я хоть в кого, кроме неё, моя жизнь стала бы полна цветущей романтики, но я влюбился в гербарий, судя по всему.
– Время излечит твоих бабочек в области-отделе живота, не переживай.
– А надо ли? – чуть пришибленно улыбнулся Лео. – Надо ли лечиться от счастья?
– Пять лет невзаимной влюблённости – это мука, Лео. Не то, что добавляют в мучные изделия, а то, что заставляет отказываться от пищи, меняя вкусные булочки на коньяк и сигареты – это и дороже, и вроде даже вреднее.
– Злоупотребление всякого из продуктов, Арти, хоть в твёрдом, хоть в жидком, хоть в газообразном состоянии – это, ну, от слова злоупотребление, зло! Всё несёт в себе начало великого зла и великого добра!
– А влюблённость, подтверждённо невзаимная и долгие месяцы как мёртвая – это что? Какой это продукт?
– Странные у тебя вопросы, Арти… Предположим, что клубничный йогурт?
– Влюблённость – это не любовь, согласен?
– Ну.
– Влюблённость – скоропорчащийся продукт, как ты верно подметил. Она либо съедается двумя людьми и превращается в микроэлементы любви, которые удивительным образом останутся в организме обоих надолго, либо стухает.
– Что именно ты хочешь мне донести на сей раз? Ты же знаешь, что я тебя слушать слушаю, да вслушаться и выслушать не могу.
– Я пытаюсь уберечь твоё время от тупой растраты. Ты спас мою шкуру в очередной раз, а не бросил меня на потеху толпы, и я не хочу, чтобы тебя считали шутом.
– Для меня все, кто отвергает искренние человеческие чувства, это шуты, и я себя в их ряде не вижу. И тебя, к слову, тоже! Ты хороший друг и я ценю, что ты уже как пять грёбаных лет слышишь от меня одно и то же да не затыкаешь, а теперь пора бежать.
– Пока принцесса не соскучилась по придворному льву? – улыбнулся Арти.
– Пока король-военачальник не соскучился по шуту, хах!
***
Господин Жестов стучит каблуками потрёпанных туфлей по полу и открывает обыкновеннейшую дверь учительской, что располагается на втором этаже.
Бухнувшись на кресло у телевизора, он нажимает единственную красную кнопку на пульте.
Телевизионный экран вредничает: мелькает экран жёлтый, зелёный экран, а после красный, голубой, фиолетовый, красный, пока мужчина хорошенько не кинет в него подушку. На экране показывается вчерашний чемпионат по гольфу.
– Итак, НЕПОРАЖЁН-ТВ на четвёртом… – расправляет господин Жестов плечи и вытягивает руку с пультом к телевизору.
Услышав резкий хлопок двери, он чуть поворачивает голову на больной шее влево, да резко выключает звук на документальной передаче четвёртого канала.
– Кто там?
– О, господин Жестов! – воскликнула не видимая Жестовым из-за кресла фигура мужским голосом. – Приветствую Вас! Не ожидал увидеть, оттого прошу прощения, если напугал, – присел только что вошедший мужчина на соседнее с господином Жестовым кресло.
– Ох, дон Неви, с моим-то стажем работы в школе меня ничем не напугать, ха-ха!
– Понимаю! – рассмеялся мужчина. – У Вас сегодня ещё есть уроки?
Доном Неви звался высокий тёмновласый мужчина с длинными усами на задорном лице – учитель, который мог на своём же уроке надолго засмотреться на серых и белых голубей за окном и рассуждать о их судьбе.
– Никак нет, дон Неви! Сегодня у меня день самоопределения приоритетов, самопознания и профориентации среди двенадцатиклассников! А у Вас?
