«Гитара» рифмуется с «тарой»…
В болоньевой курточке старой,
облезлый, смурной и усталый,
и трезв, как всегда, не вполне,
худой, в гроб кладут много краше
(где много вина – мало брашен).
«Живу, – говорит, – у параши», —
а Горький сказал бы «на дне».
С усмешечкою самурая
взирая на мир из сарая,
по странности не помирая,
судьбу проживает – не роль,
в стихах его пенится брага,
от матов дымится бумага.
Джанкойский поэт и бродяга,
а Бабель сказал бы «король».
На тех, кто проворней, не злится
(пускай им безоблачно спится),
ему же пивбар и больница,
базар и вокзал – всюду зал,
на грифе не струны, а нервы,
саднят обнажённые стервы.
Шепчу восхищённо: «Ты – первый», —
Булгаков бы «мастер» сказал.
Я знаю, на свете есть песни
красивее и интересней,
но лучше не скажешь, хоть тресни
про жизнь и её естество.
Запел – и мурашки по коже…
Рабу Яцуненко Серёже
прости прегрешения, Боже,
за каждое слово его.
