– Вкололи ему, видать, – просипел идущий мимо дед. – Повезло. – И пошел дальше, мерно лопоча под нос.
Уля с ужасом проводила его взглядом. Теперь ей казалось, что все кругом больны. Каждый стоящий тут, затягивающийся сигаретой и мокрым воздухом осеннего утра, идущий, едущий, принесший справки на подпись, словом, любой из них нездоров. И не только здесь. Вообще все кругом тащат в себе груз мучительной болезни, просто кто-то умеет скрывать его, а кто-то нет. В этом и есть наука жизни – прятать сумасшествие настолько глубоко, чтобы самому поверить в свою нормальность.
Но Уля не справлялась. И выхода было два – пойти сейчас в больницу, где еще бьется затихающий парень, или закончить все самой. Не тянуть муку. Не видеть больше ничего. Шагнуть вниз с высокого моста. Или на жужжащие под скорым поездом рельсы. Что угодно, только бы не чувствовать полынь, разливающуюся вокруг, как талая вода.
Уля выронила из рук смятый квиток и пошла к станции.
– Я не сделаю этого, – шептала она, пока ноги несли ее к станции.
Мимо проехала скорая, тетушка, идущая впереди, шарахнулась в сторону и наступила прямо в лужу. Уля ушла от столкновения, но обернулась и посмотрела тетушке прямо в глаза – карие и водянистые.
– Я не сделаю этого, – повторила она, надеясь и страшась, что в ответ ей пахнет полынью.
Это было бы знаком. Четким и понятным, будто его огромным транспарантом развернули в небе. Если сейчас, пока она идет к станции, чтобы закончить все одним махом, во встреченном незнакомце появится смерть, Уля шагнет вниз с моста. Отдаться случаю было удивительно приятно. Так долго она сама принимала решения, выворачиваясь наизнанку, лишь бы протянуть, выстоять, смочь. Чтобы все рухнуло за одни сутки. Ее уволят с работы, выгонят из комнаты, а денег не хватит даже на еду. Выходит, она проиграла.
Но полынь медлила. Тетушка отвела взгляд, выбралась из лужи и поспешила по своим делам. И все остальные – тоже. Восточного вида парень с точеным лицом. Рыжеволосая девушка с длинной косой, в ее руках надрывался мобильный, и она смотрела на экран с таким восторгом, что Уля залюбовалась. Потасканная девица в мини. Грузная тетка в несуразном пальто. Мужик без куртки. Две щебечущие девочки с рюкзаками. Стайка китайцев с фотоаппаратами и счастливым прищуром. Женщины-мужчины-дети. Старик в тяжелом полушубке. Хромая овчарка с порванным ухом. Все они шли мимо, не замечая Улю, рассеянно скользя по ней взглядом или смотря в упор. И ни в одном из них не было полыни.
«Я не сделаю этого», – поняла Уля.
В голове зазвучал насмешливый голос Аллочки. Она торжествовала, сообщая дурные новости, не потому что Уля была врагом. Просто ей нравилось, когда у другого случалась беда. Так она чувствовала себя лучше, защищеннее остальных. По шее пробежали колючие мурашки. Город тянул к Ульяне цепкие пальцы, а под ногтями, как во сне, была людская грязь.
Ульяна дошла до станции, купила билет и начала медленно подниматься по ступеням. Те были разбитыми, железки на них оголились. Каждый шаг давался труднее предыдущего. Пот струился по спине, в ушах громыхал пульс. Кто-то толкнул Ульяну в плечо, пробегая мимо, и она споткнулась. Кирпичная крошка больно впилась в ладони. Уля долго не могла встать, все дула на рассеченную кожу, очищая ссадины от грязи. Ранки нужно было промыть, чтобы ко всем проблемам не добавилось заражения. Но Уля продолжала сидеть на лестнице и смотреть, как набухают кровью ссадины.
