– Нельзя, конечно, вечером такое есть. Но когда в жизни сплошной октябрь, могут спасти только шоколад, виски и секс. Конфету в этом паршивом городе отыскать легче всего… – Она все улыбалась, открыто и широко, но в глазах отражалась знакомая тоска.
Теперь Уля разглядела, что лицо девушки было болезненно бледным, под глазами набухли темные круги и вся она – дерганая, чересчур активная и разговорчивая – выглядела загнанной в угол кошкой. Той, что еще вчера была домашней, а сегодня облизывается в подъезде.
«Встань и уйди в тамбур, отвернись, уйди, бегом выскочи из вагона!» – вопил в Уле внутренний голос, но та, зачарованная движениями девушки, ее взглядом и улыбкой, протянула руку, чтобы взять шоколадку. На секунду их пальцы встретились. Уля успела ощутить холод гладкой кожи, но мир уже медленно растворялся перед глазами, а в нос нестерпимо ударил горький травянистый запах.
Уля увидела перед собой темный коридор. Девушка, которая сидела сейчас напротив, распахнула входную дверь и ввалилась внутрь, оскальзываясь на каблуках. Полы ее пальто были вымазаны густой грязью, сама она – растрепанная, с потекшей тушью – выглядела городской сумасшедшей.
Не разуваясь, девушка шагнула в комнату, взгляд ее блуждал по голым стенам – квадратики на обоях, оставшиеся после снятых рамок, смотрелись пустыми глазницами. Девушка пьяно хохотнула и осела возле стены. Одной рукой достала из сумки початую бутылку виски, второй потянулась к тумбочке и вытащила пузырек.
– К черту! Сволочь… Сволочь последняя… Буду я тут гнить, пока ты там трахаешься, как же… – зло шептала она, отсчитывая глянцевые таблетки.
Давясь слезами, высыпала на язык добрую пригоршню, не глядя отшвырнула пустой пузырек, сделала большой глоток из темной бутылки и тут же обмякла.
Ульяна в оцепенении наблюдала, как разглаживаются искривленные черты лица, а из уголков губ сочится белая пена. Уля смотрела на красивое тело в дорогих шмотках, которое на ее глазах убило себя одним дурацким пьяным решением. И не могла понять, что чувствует – жалость или раздражение?
– Эй, бери, говорю! – девушка пощелкала длинными пальцами у самого Улиного носа.
Пришлось приходить в себя, отрывать взгляд от протянутого ломтика шоколада и смотреть прямо в ее карие, тщательно накрашенные глаза.
– Не делай этого, – хрипло проговорила Уля.
Ресницы девушки заметно дрогнули.
– Что?
– Таблетки. Сегодня вечером. Не смей делать этого, ты еще молодая, ты красивая, он не стоит…
– Откуда ты… – начала было девушка, а ее губы сами собой сжались в тонкую полоску.
Она больше не улыбалась, из ослабших пальцев выпал шоколадный кусочек и остался лежать на полу вагона.
– Просто поверь мне, не надо этого делать, – еще раз повторила Уля.
Ее мутило и трясло. Проклятая полынь заполняла нос, не давая вдохнуть. Девушка напротив смотрела на Улю расширенными от страха глазами. Электричка медленно покачнулась и затормозила у остановки.
– Да пошла ты… – злобно бросила девушка, вскочила и зашагала по проходу – стремительная, высокая, – даже не обернулась. Уля проводила ее взглядом. Она тонула в горечи, из последних сил сдерживая рвоту. Но внутри зрело мстительное удовольствие.
– На, подавись. Она теперь не станет глотать таблетки. Теперь точно не станет, – не зная кому, прошептала Ульяна, поворачиваясь к окну, чтобы в последний раз посмотреть на спасенную.
Та уже выскочила наружу, застыла на перроне, придерживая одной рукой в зеленой варежке ворот пальто, а второй, голой, стискивая в побледневших пальцах сумку. А потом решительно шагнула к переходу. Одно неловкое движение – и каблук сапога поехал на затянутой льдом луже. Девушка пронзительно вскрикнула и упала на спину. Глухой удар взлохмаченной головы о стылую плитку перрона заглушил благожелательный женский голос в динамике: «Осторожно, двери закрываются».
