Возглавляемые Тимуром солдаты прошли через центральные ворота ремонтного бокса и, завернув налево, открыли дверь небольшого помещения.
На деревянном полу к ним спиной сидел человек в выгоревшей добела техничке (7), бывшей когда-то песочного цвета, и что-то делал, ловко орудуя топором. Услышав, что открылась дверь, он крутнулся на корточках и легко встал с пола без всякой опоры, в руках он держал топор и небольшой деревянный, уже сформированный под какую-то фигурку чурбачок.
Это и был Ханджар. На вид ему было за шестьдесят, глубокие морщины прорезали его загорелое лицо, седые волосы виднелись из-под лихо надвинутой на затылок тюбетейки, открывающей высокий лоб на приветливом, умном лице, из-под седых бровей на окружающих смотрели цепкие, тёмно-карие глаза, немного расплющенный нос и выразительные губы завершали его портрет. Рассматривая вошедших, он что-то жевал.
Он был невысокого роста и худощавого телосложения, что и объясняло лёгкий подъём с разворотом уже немолодого человека.
Ханджар, узнав Тимура, расплылся в улыбке, обнажив ровный ряд темноватых, но ровных зубов:
– Что тебе, Тимурка? – спросил он с сильным акцентом.
– Дедушка Ханджар, скажи, где у нас колодки, нам технику скоро грузить, – ответил младший сержант.
– На заднем дворике найдёте, – подсказал ему туркмен, он работал плотником и заведовал всем деревянным материалом в автопарке.
Солдаты ушли, а Погодин, зная, что они сами разберутся лучше него, что делать, остался, с интересом рассматривая чурбачок в руках старого туркмена.
– Что это будет? – спросил лейтенант, показывая рукой на деревяшку.
– Ложка, кушать, – ответил Ханджар.
– Покажи, как ты это делаешь, – попросил Погодин.
Романа это здорово заинтересовало. Его отец по специальности был столяром и тоже неплохо управлялся с топором, он видел как отец часто что-то мастерит, почти вся мебель в дедовом доме была сделана его руками, но такой ловкости работы топором в его руках он никогда не видел. Конечно, между столяром и плотником большая разница, плотник рубит дома, а столяр делает мебель, но профессии, казалось, схожие.
Ханджар молча уселся на корточки и начал дальше обрабатывать чурбачок, придавая ему форму ложки.
Увидев, что Роман внимательно наблюдает за ним, он что-то сначала сказал на туркменском, а потом с перерывами в работе проговорил на русском:
– Ложки надо строгать из корневища берёзы, в ней самая крепость и мягкость одновременно, меня русский учил, большой был человек.
Он вырезал бесспорно остро отточенным, но тяжёлым топором из деревяшки ложку так, как будто работал удобным специальным кривым ножом. Погодин внимательно наблюдал за ним.
Через десять минут, так же легко поднявшись с корточек, Ханджар протянул ему готовую деревянную ложку, аккуратно без заусенцев и зазубрин обработанную.
– Держи, командир, – сказал плотник, не переставая жевать.
Рома почувствовал от него слабый запах какой-то серы и спросил:
– Что ты жуёшь?
– Насвай (8), – просто ответил тот.
– Допинг, – улыбаясь сказал Рома, он уже знал, что насвай – это лёгкий незапрещённый в Средней Азии наркотик, который жуют в основном старики.
Узнав вошедшего к нему человека и наконец-то до конца убедившись, что это не бабай с мешком, он слабо поприветствовал его:
– Привет, Ханджар, – и протянул руку в сторону тумбочки, на которой лежала деревянная ложка, так умело вырезанная старым плотником.
