Вскинув руку, Фишер сказал ровным, поставленным навсегда командирским голосом:
– Слава Солнцу… Вольно.
– Отделение – вольно! – Поворачиваясь, Иоганн бросил руку вниз, пошел за спиной лейтенанта, медленно шагавшего вдоль строя.
Перед Густавом Фишер остановился. Не поворачиваясь, спросил:
– Почему не по форме, сержант?
– Это новичок, товарищ лейтенант. Прибыл вместе с еще одним вчера вечером.
– Ясно. Прошу прощения, солдат. – Лейтенант сунул руку в нарукавный карман, достал что-то. – Представьтесь.
– Рядовой – гранатометчик Густав Дембовский, Русская Империя!
– Ну что же, Густав. Это, – он взялся за рукав с эмблемой, – славная эмблема наших войск, и носить ее – большая честь. Но есть еще и эмблема роты «Волгоград». Носи ее, помня о тех, кто погиб, не уронив славы роты.
Поляк оказался неожиданно сентиментальным. Обеими руками он поднес вещь, поданную лейтенантом, к губам.
– Клянусь.
Фишер пошел дальше. На миг замер перед Ласло, вроде бы сощурил глаза, они малость потеплели… Потом шагнул – и застыл перед Джеком, рассматривая его в упор. Жутковато, если честно, было смотреть на это почти нечеловеческое лицо. Джек подсознательно ждал запаха паленого мяса.
– Тоже новичок?
– Рядовой – второй номер «печенега» Джек Брейди, Англосаксонская Империя!
– М-м-м? Я тоже англосакс… Бери нашу эмблему, земляк. И носи с честью.
На руке лейтенанта – на безымянном пальце – Джек увидел тяжелый стальной перстень, рунированный лигатурой «сигел-этэль»[20]. Фишер был хускерлом «Фирда» и, значит, совершенно точно – дворянином! А то, что он протягивал, оказалось треугольным черным шевроном с золотой фигурой – женщина рвалась вперед, воздевая над головой длинный прямой меч.
– Пришьешь на первом же привале, – тихо шепнул Ласло.
Фишер, между тем, закончив обход, кивнул швейцарцу:
– Командуйте, сержант, – и вышел из блиндажа.
– Построение снаружи – разойдись! – выкрикнул Иоганн, делая отмашку рукой к двери…
…Сейчас, днем, Джек мог оценить позиции. Плотность обороны десятой была невелика – два взвода на километр, но это вполне искупалось технической насыщенностью обороны, усиленной минными полями. Слева и справа от бетонированных траншей с ячейками для тяжелого оружия и дотами лежала санированная зона, выбитая до гладкости того же бетона и перерезанная ходами сообщения – от жилых блиндажей и складов к обороне. На плацу под алым флагом Рот стояло уже первое отделение. Настроение, кажется, у них было неплохое – Джек уловил «хвост» разговора:
– «…Открывай, говорить будем!» – «А вас там сколько?» – «Трое…» – «Вот и болтайте, вам что, троих мало?» – И хохот в десять глоток.
– Второе зенки протерло! – раздался боевой клич. Все разом повернулись к подходившим:
– Свинство это, ребята, водку жрать по-крысячьи…
– У них в рюкзаках пиво есть, это точно…
– Угу, а лагерем встанут отдельно, чтобы не делиться…
– Смотрите, смотрите, братцы, по-пол-не-ни-е!
– Ага, это они ночью атаку красных отбивали…
– А я слышал – просто фонариком светили, толчок искали…
– Кто бы это говорил! – спокойно, но с каким-то коварством ответил русский-гитарист. – Вовка, ты что, позабыл, как месяц назад всю ночь оборону в сортире держал? Бандосы когда вокруг ползали? Маленькие такие, серенькие… Ящерицы называются. А ты, Штефко? Кто мне сапоги облевал, когда дерьмо за кишки принял, не подумал, что они из разных мест вообще-то вываливаются?!
Хохот стал всеобщим. Под его прикрытием к строю присоединились 3-е ударное отделение и отделение огневой поддержки, на которые тут же тем не менее посыпались не всегда безобидные подначки. Джек старался запомнить товарищей по взводу, но новые лица путались, смешивались… Ничего, со временем впечатаются в память не хуже штампов на бланках… Переступив с ноги на ногу, англичанин спросил у Ласло:
