Там, где обитает любовь - страница 2

А наша мужская школа как? Нет предела совершенству. И наша по своему была примерной, может даже примерней. На окрайне города располагалась, в окрестностьях горы Махата. Район не был плохим. – На горе Махата, солнце строит хату, – Славик даже стихами стал изъясняться. Водители такси в вечернее время этих мест все же сторонились. Из окон школы было видно кладбище. Наиболее мотивированные граждане его и облюбовали, играть в кости. Перспектива была заманчивая. Что далеко ходить, понравится – можешь и насовсем остаться, лучшее место где еще найдешь. Не так часто, но время от времени так и бывало. Наркомании, за редким исключением, не было. Все будущие наркоманы на футболе были помешаны. Во дворах, на улицах, на спусках и подъемах, везде мяч гоняли.

Наш класс, к нашей радости, был в самом глухом месте, на последнем этаже в конце коридора. Веселись как вздумается, учительская далеко. В классе сорок волков сидели. С приставленными к нам охотниками рукопашный бой вели. Охотники себя за учителей выдавали. Война шла на тему знания и незнания. Чтоб нас завлечь в западню, что только не придумывали. В городе не оставался успешный писатель или другой деятель искусств, чтобы встречу с ним не устроить. Даже самого Галактиона в школу привели. В театре юного зрителя не было представления, чтобы ученики не смотрели. Пока школу закончишь, хочешь – не хочешь, все спектакли приходилось увидеть. Но сдаваться и мы не собирались. Для двоечников же золотой век расцветал. Жили припеваючи – из класса в класс спокойненько переходили. Знали, отчислить не отчислят.

– У школьных ворот шпана ожидает, – в учительской объявление висело. Самое большее на второй год в том же классе оставить. Господа не желают учиться, кто виноват? Учитель безусловно, какие тут еще суждения. Некоторые в лотерее машину выигрывают, учителям они достались. Что с ними делать, не знали.

Уважаемая Катрин знала. На этот счет свой подход имела.

И у нас такой был – со стажем. Здоровьем дорожил. – Двойка первый признак хорошего здоровья, – делился опытом. Чтоб в этом убедиться достаточно было хоть раз на него взглянуть. Здоровяк, каких еще найти надо. Из дома железки таскал, на уроках грыз. – Это семечки подсолнуха, – уверял. А мы такие наивные, так сразу и поверили. В школьной пристройке в одном месте кирпич вывалился. Когда здоровяк пришел, увидели – палец завязан. Подозрение возникло, причастен. Сожаление было искренным: – Я не нарочно, – сказал, – ненароком задел пальцем. – То, что перед школой столб кренился, вот-вот должен был упасть, про это ничего не говорил. Но, должно быть, это также его делышки. Ненароком и мимо него мог пройти. Это уже собственным умом домыслили. Илларион, его отец уважал знания, все время укорял. А он и здесь оправдательный довод имел:

– Не всем же Илларионом быть, что к чему, как-нибудь сам.

– Пускай так, но те же великие писатели, для тебя как бы никого и не было. Хотя бы один стишок, и то не знаешь.

– Велика важность, стихи и я могу написать, – себя нахваливал.

Что ты будешь делать, такого ничем не проймешь. Но, и то правда, свое дело знал туго. Все успевал, и в том же классе оставаться и из класса в класс, как с ветки на ветку, перелетать. В этой области если бы звание профессора существовало, ему бы присудили. Не присуждали. Звание может и существовало, но как видно квалификации не доставало. Не беда, куда спешил, все еще было впереди. Мы же ждать не стали, и без этого уже Профем прозвали. Таким парнем был Профе. Его уговаривать – об стенку горох.