«Я делаю это только ради тебя», – вскидываю красноречивый взгляд на Данила и произношу:
– Я останусь, Марина… Как вас по отчеству?
– Просто Марина, – отмахивается она, утопая в подушках дивана. На девочку она почти не смотрит, вызывая в моей глупой голове еще больше вопросов. Неужели, горящий камин и расставленные по моему вкусу статуэтки на полках вызывают в ней больший интерес?
– Я останусь на несколько дней, – уточняю я. – Помогу вам освоиться с малышкой, а потом уйду.
– Не торопись, Роксана. Я не из тех мам, кто превращается в домашних наседок и оседает дома на веки вечные. А хорошую работу сейчас днем с огнем не сыщешь. Тебе ведь нужна работа?
– Марина, давай я отведу тебя в спальню, – вмешивается Таир, собираясь тотчас выполнить свое намерение. Он склоняется над женой и помогает ей подняться с дивана. – А Роксана сама разберется, где ей работать. В агентстве полно вакансий, так что…
Понимаю – Данил хочет меня защитить. После всего, что было ночью, я и подумать не могу, что может быть иначе. Он не сказал, но я чувствую – он меня любит… Горячо и крепко, как раньше. Я научилась читать по глазам, а в глазах Таира неприкрытая и кричащая опасность. Он куда больше знает свою жену, чтобы настаивать на моем увольнении с должности няни. И молчит отнюдь не потому, что жалеет ее немощь…
Данил провожает Марину в спальню и спускается в прихожую. Сухо со мной прощается, прошептав чуть слышно "три дня" и покидает дом, оставляя нас одних. По спине прокатывается волна колких мурашек, но я спешу стряхнуть наваждение, отвлекшись на Сашеньку. Укладываю ее в люльку и ставлю на плиту кастрюлю с водой для бульона.
– И готовишь ему? – вздрагиваю от голоса Марины за спиной. Как только успела так быстро спуститься?
– За дополнительную плату, – улыбаюсь, как непонимающая дурочка. – Данил Львович попросил. Тяжело ему без вас, – добавляю с придыханием.
Ложь… Жестокая и омерзительная, но сейчас она необходима нам обеим. Насчет Марины не уверена, но мне так точно нужна… Правда ее убьет. А я не хочу быть виновником чьей-то скоропостижной гибели. Я слишком хорошо помню, что такое послеродовая депрессия. И слишком хорошо чувствую людей, чтобы понимать, какая Марина никудышная мать. Интересно, почему она раньше не рожала? И почему не хочет воспитывать дочку сейчас.
– У меня уже есть сын от первого брака, – угадывая мои невысказанные мысли, произносит она. Подходит к люльке и смотрит на Сашеньку – странно, с любопытством, но во взгляде нет любви или восторга, как это бывает у матерей. – И я не хотела больше рожать. Я знала, что беременность и роды пройдут с осложнениями, но Даня очень хотел ребёнка, и я… В общем, решилась, пожертвовав жизнью.
Мне совсем не хочется секретничать с Мариной или выслушивать ее излияния. Делаю вид, что занимаюсь готовкой – вынимаю из морозилки мясо, а из шкафа картошку и овощи.
– Значит, Сашенька? – продолжает Марина, нависая над дочерью. Вздыхает и вымученно опускается на стул.
– Да, так ее отец назвал, – чищу картошку, даже не глядя на нее. – А вам не нравится?
– Странно, что он назвал ее так. Я была уверена, что дочь он назовет именем той, кто украл его покой и сон, его жизнь… Он… Когда мы познакомились, он будил меня по ночам тем, что кричал ее имя во сне. Кричал и вскакивал – бледный и мокрый.
– Марина, послушайте, – отрезаю я. – Я всего лишь няня. Обслуживающий персонал. Вы не должна со мной секретничать или делиться подробностями своей супружеской жизни.
