Там, где твое завтра - страница 14



– Смелее. – Бигунов уверенно открыл тяжелую мрачную дверь.

Чувствуя, как трясутся коленки, я вошел следом. За массивным столом сидел крупный, очень серьезный и, как показалось, угрюмый мужчина, явно за пятьдесят. Он поднял голову, отрывая взгляд от разбросанных бумаг и неожиданно улыбнулся.

– Что там Олег?

– Вот, привел вам, Аркадий Семенович, моего ученика. Парень толковый, работу ищет.

Я кивнул и прошептал что-то похожее на «здрасте».

– Сам пришел? – Директор откинулся на стуле. – Даже положенный месяц не отгулял?

– Сам. – Бигунов развел руками. – Молодец. Стремится. А то у нас все тут по знакомствам.

– Ты, кстати, тоже. Ладно-ладно, – заметив, что Бигунов собирается что-то возразить, Аркадий Семенович поднял руку, – знаю, что тебя пригласили. Я ж не о том. Военный билет есть? В армию через неделю не заберут?

– С собой не взял. – Вдруг стало стыдно, что пришел таким неподготовленным. – Я не знал, что надо. Диплом взял.

– Покажи.

Несколько минут директор читал оценки.

– Вкладыш мог и не брать. Хотя тебе скрывать нечего. – Олег Палыч шутливо подтолкнул.

– Ну, по оценкам, кажись, не дурак. – Аркадий Семенович вернул диплом. – И госы на отлично, и защитил на отлично. Военный билет будет, приходи. Есть место.

Домой почти бежал. На работу хотелось невероятно. Но военного билета как раз и не было.

Пришлось вызванивать дядю, просить, караулить какого-то знакомого, но через два дня я держал в руках заветную книжку, которая сейчас казалась пропуском в мир взрослой жизни. Наконец закончились вечные зачеты, экзамены, сессии и конспекты. Душа пела, мир прекрасен, будущее выглядело заманчивым и необыкновенным. Вот только девушки не было, и это единственное, что немножко омрачало, но прямо сейчас даже такое положение не расстраивало. Все было замечательно, и все было впереди.

Часть 2. Учись, студент!

Наверное, самым ярким воспоминанием со школьной поры осталась покупка очков. Точнее, не сама покупка, и даже неправильно назвать это воспоминанием – это был жизненный этап, который нужно было просто пройти, сжав зубы и сохраняя беззаботность. Где-то в середине седьмого класса зрение упало настолько, что даже со второй парты разобрать написанное на доске не представлялось возможным. В принципе, таких «счастливчиков» было столько, что первых двух рядов на всех не хватило.

Очки выбирали всей семьей. Главный принцип, на котором строились покупки, – каждая вещь должна быть практичной и недорогой. Причем изначально она должна быть недорогой, а уж практичность принимается как неизбежное следствие первого пункта.

– Отлично сидят. – Папа придирчиво меня рассмотрел. Покрутил оправу и добавил: – Надежная.

– Тебе идет. Сразу видно, что умный. – Эта составляющая для мамы всегда была главной. Меня же периодически беспокоил вопрос, можно ли быть умным и красивым одновременно.

Первое правило, которое я усвоил с детства, – не расстраивать родителей и скорее сбежать из магазина. Дело не в том, что было безразлично, и не в том, что рассматривать себя в зеркало как-то глупо и не очень удобно, главное – не расстроить родителей, тем более когда им нравится. Я даже не смотрел на себя, думая лишь о том, что вариантов особо и нет. Ошибку я понял уже дома, но изменить ничего не мог. Сказать, что очки не понравились, – значит не сказать ничего. Массивная, тяжелая пластмассовая оправа непонятного цвета. Она казалась не то черно-синей, не то черно-коричневой в странных разводах, а с расстояния пары метров приобретала цвет грозовых туч перед ужасным ливнем. В принципе, такие очки можно найти у любого дедушки лет семидесяти, но там они ко всему с отломанной дужкой и резинкой вместо нее, чаще всего из трусов. Из зеркала на меня смотрело лицо ботаника, который вместо подушки использовал пару томов «Война и мир», на ночь перечитывал Иммануила Канта, а потому чах не по дням, и теперь остались только глаза, скрытые за большими темными очками.