– Я имела в виду, собираются ли они завтракать здесь, – сказала я, с отвращением озирая поляну и уже не думая о том, как бы не оскорбить их традицию ежегодного юбилейного пикника. Сдерживать возбуждение не получалось, но мне не нравилось, когда меня на этом ловили. Обычно я поступала в жизни, как хотела, не оглядываясь на окружающих. Даже в доме собственных родителей никогда не задерживалась надолго: едва приехав погостить, хватала сумку и убегала. Но здесь бежать было некуда.
Где-то вдалеке снова раздался смех.
– Что это за шум?
– По-моему, люди называют это смехом. – Сидя на спальном мешке, Хелена казалась непринужденной и одновременно собранной.
– У вас часто бывают проблемы в отношениях с людьми?
– А у вас?
– Да, – твердо ответила я, а она улыбнулась.
Я перестала хмуриться.
– Просто я просидела в этом лесу уже два дня.
– Это извинение?
– Обычно я не извиняюсь. Только если действительно есть за что.
– Вы мне напоминаете меня саму, когда я была молодой. Моложе то есть. Потому что я все еще молодая. Что же вас в вашем юном возрасте так раздражает?
– Я чувствую себя некомфортно в обществе людей. – Я снова услышала обрывок смеха и оглянулась.
Хелена продолжила как ни в чем не бывало:
– Ну, конечно, вам некомфортно с людьми. Вы ведь тратите большую часть своего времени на их розыск.
Я решила не реагировать на это заявление.
– Вы что, не слышите эти звуки?
– Я выросла возле железнодорожной станции. Когда друзья оставались у меня ночевать, они спать не могли из-за шума. А я так привыкла, что ничего не слышала. Зато от скрипа деревянных ступенек, по которым родители поднимались утром ко мне в спальню, сразу просыпалась. Вы замужем?
Я удивленно вытаращила глаза.
– Будем считать, что это означает «нет». У вас есть друг?
– Временами.
– А дети?
– Дети меня не интересуют. – Я потянула носом воздух. – Чем это пахнет? И кто это смеется? Рядом кто-то есть?
Я безостановочно вертела головой, как собака, пытающаяся поймать муху. Я не могла понять, откуда прилетают все эти звуки. Стоило мне подумать, что они раздаются где-то за спиной и обернуться, как звук тут же менял направление.
– Они повсюду, – лениво пояснила Хелена. – Новенькие обычно сравнивают это со стереосистемой. Наверное, вам это сравнение понятнее, чем мне.
– Кто производит весь этот шум? И кто здесь курит сигару? – Я снова потянула воздух носом.
– Вы задаете много вопросов.
– А вы не задавали, когда очутились здесь? Хелена, я не знаю, где нахожусь и что происходит, а вы даже не пытаетесь мне помочь.
Наконец-то она спохватилась и смущенно вскинула ресницы.
– Извините. Забыла, как это бывает. – Она замолчала, прислушиваясь к звукам. – Смех и эти запахи – часть здешней атмосферы. Кстати, что вам известно о людях, которые оказываются здесь?
– Что они пропали без вести.
– Вот именно. Точно так же сюда попадают исчезнувшие смех, плач и запахи.
– Как это? – спросила я, окончательно растерявшись.
– Иногда у людей пропадает нечто большее, чем носки, Сэнди. Вы можете просто забыть, куда их положили. Когда вы что-то забываете – это как бы пропажа частички вашей памяти, вот и все.
– Но можно же потом вспомнить.
– Конечно. Только нельзя вспомнить все. И вам не удается найти все вещи. Те, что вы не находите, как раз и попадают сюда. Так же как и чье-то прикосновение или запах, точное воспоминание о чьем-то лице или звуке голоса.
– Странно, – покачала я головой, не в состоянии осмыслить услышанное.
