Да и самой поскорее укрыться от сочувствующего блеска чужих глаз.
– Дочь, пойдем.
Из последних сил Катя распрямляет плечи, очень крепко сжимает руку Жени, вынуждая нахмурившуюся девочку следовать за собой.
– Катя, подождите! Так не годится! Мы же соседи, давайте мировую? Как это говорится? Назначьте мне епитимью какую-нибудь, да и дело с концом! Женя рассказывала, у вас беда с забором? Моим парням это – полчаса работы. Завтра же пригоню к вам.
Катя вздрагивает. Оборачивается.
Ей не показалось? Он ведь так сказал? «Я пригоню»?
А голос при этом истекал ленивой благостью господина жизни. Похожим тоном с Катей все это лето общались Костины кредиторы: развалившись в дизайнерских креслах, они – олицетворенное милосердие – предлагали бедненькой жене бывшего партнера унизительную рассрочку долговых выплат.
Спасибо свекрови за возможность послать уродов с их псевдоблаготворительностью куда подальше.
Брезгливость успешно оттесняет усталость.
– Андрей, да? А вы, Андрей, со своими людьми тоже бесконтактную выездку практикуете?
– Простите?
– Ну, людьми. Такой двуногий скот, знаете? Который вы собираетесь милостиво ко мне пригнать. С ними как? Тоже без уздечек? Гуманно?
Сказала, как яд выплюнула.
Лицо Андрея размывается обиженной растерянностью. И Катю тут же ошпаривает хлесткая пощечина стыда: умеешь ты, милая моя, поблагодарить за предложенную помощь. Не этот же здоровяк у тебя последние деньги забрал да в глухомань выслал. Что же ты окрысилась?
Сердитым рывком выдергивает ладошку Женька. Ударяет Катю яростным взглядом, делает робкий шаг к учителю и вдруг стремительно разворачивается и убегает в сторону деревни.
Не вынесла момента.
Катюш, а дочке-то совестно за тебя.
Знаю. Давно знаю.
– Ну вы даете, Катя. В самом деле.
Андрей, нахмурившись, смотрит вслед девочке. Огрубевшие от работы на конюшне пальцы машинально перебирают гриву белой лошади.
Замерев в тягучести этой секунды, Катя разглядывает руки мужчины. Огромные ручищи. Такие бы без усилий крутили колеса любой инвалидной коляски.
Но – нет.
Этот человек – не инвалид вовсе. При любом движении перекатываются бугры мышц под серой, промокшей от пота рубашкой, пульсируют жилы на мощной шее. Тело исправно гоняет жизнь по венам – идеальный механизм.
Подняв глаза выше, Катя наталкивается на озадаченный взгляд Андрея.
– Катя, с вами все в…
– Идите к черту.
Будь проклят этот веселый живчик. Она даже выругаться не смогла. Так, проскулила жалостливо.
Окончательно смешавшись, Катя повторяет кульбит дочери – скоропалительное бегство.
Затылком чувствует, как Андрей провожает ее глазами.
Доверчивого малыша обидели. Ай-яй, как нехорошо кричать на доброго богатого дядюшку. Он меценатом хотел побыть, а ты все благие намерения растоптала. Катя раздраженно впечатывает в дорожную пыль рельефные подошвы сапог. От осознания собственной неправоты она злится в разы больше.
Катя уже и не знает, чем ее так задел новый знакомый. Лошади тут, похоже, ни при чем.
Чувствуя, что не готова еще вступить в зону осуждения дочери, Катя быстро проходит мимо своего участка.
Надо, наконец, решиться на экскурсию по Лисичкину. Посмотреть местный сельпо хотя бы.
Весь прошлый месяц за продуктами ходили либо Женька, либо Наталья Михайловна. Линия Катиного фронта не сдвигалась дальше двора да колодца. Там кровопролитных боев вполне хватало: Катины руки никогда еще не были такими мускулистыми, как теперь. Хочешь, в армрестлинге участвуй. Впрочем, возможно, Катино заточение было добровольным. Обманчиво казалось, не узнаешь жизнь деревни – значит, не подчинишься судьбе, сделавшей тебя частью этой богом забытой дыры.
