Тамада. Исповедь с микрофоном - страница 19

Подъездная дверь открылась. Сердобольная бабулька в каракулевом пальто, с полной чашкой нечто такого, более похожего на гастрономическое месиво, выпорхнула на улицу. Ее мгновенно окружили местные дворовые коты – блохастые и дико костлявые, мяуча на свою тяжелую кошачью долю. Иштван вбежал внутрь, залпом поднялся до нужного этажа, оказавшись возле бордовой двери с ромбовым теснением. Два коротких и одно протяжное нажатие кнопки звонка. В квартире послышались шаги.

– Что за паника? Она появилась в смешных цветастых штанах, необъятных размеров кофте и розовых тапках-зайцах. Явно только проснулась. Ее голос становился особенно нежным, когда она, спросонья, молила оставить ее в кровати навечно. В те минуты Иштван мог простить ей нарушения любой греховной заповеди. Так и сейчас, лохматая и зевающая, она продолжала быть лучшей женщиной на земле.

– Что случилось? Ты мне писала. Я приехал.

– Ничего. Хотела поговорить с тобой.

– Говори.

– А сейчас не хочу. Покурим?

Она достала тонкую сигарету, сначала встряхнув пачку рукой, чтобы убедиться в их наличии. Прикурив, она молча выдохнула дым в беленый потолок подъезда, явно наслаждаясь ситуацией. Он все еще меня любит. До сих пор. Иначе бы не приехал. Иштван закурил в ответ. Злоба закипала. Только она и никто другой может довести до бешенства своей отвратительной детской непосредственностью. Идиотская женская переменчивость.

– Стоп, ты хочешь сказать, что просто хотела поговорить? А теперь не хочешь, да? И ничего ровным счетом не произошло? Я через весь город мчался в этот богом забытый район, нарушая абсолютно все существующие дорожные правила. С бодуна, с опухшей рожей, чтобы с тобой покурить?

– Да нормально ты выглядишь, не выдумывай. Отшутилась девушка мечты, ковыряя большим пальцем левой руки остатки маникюра, который давно следует обновить. Правой она подносила сигарету ко рту, делая очередную затяжку. Надменное равнодушие.

– Знаешь, о чем я думал? Нет? Я думал, что тебя насилуют. Да-да, насилуют, убивают, грабят. Что ты сломала ногу, сожрала таблеток или твой мохнатый п***рас опять суицидил, прыгнув с балкона. Поверь, с такой хозяйкой он точно завершит начатое.

– Ну не обломался же приехать? Девушка огрызнулась, добавив укорительного тона.

– Раньше и на автобусе катался и ничего, живой.

– Раньше я тебя любил.

– А сейчас?

– А сейчас, дорогая, иди ты на х**.

Иштван бросил окурок в дверной наличник. Он целился в девушку, но в последнее мгновение передумал, чуть сместив амплитуду броска. Красные вспышки угольков заискрились и так же стремительно потухли, опускаясь на бетон. Наглядный символизм их отношений. От любви до ненависти – одна выкуренная сигарета. Ведущий чувствовал себя использованным, униженным в стремлении во, чтобы то не стало, помочь. Обманутым в своих ожиданиях. Мерзкое состояние. Осознание своей слабости необходимо проживать в одиночестве, без лишних на то свидетелей. А не выставлять напоказ, тем более человеку, знающему о своей власти по отношению к нему.

Он молча сидел в салоне автомобиля, наблюдая за снежинками, падающими на лобовое стекло. Хрусталики воды соприкасались с теплой поверхностью и тут же умирали, под взмахи щеток стеклоочистителя. Другие же, освещенные фарами, ложились ровным слоем на промозглую землю, оставаясь живыми. Если бы у первых выл выбор, куда упасть, стали бы они лезть на рожон? Или прослыли бы трусами среди своей снежной тусовки, отсиживаясь среди таких же слабаков, в сугробах за пределами дороги? Быть может, все в жизни давно предрешено, спланировано, выдумано за нас и не стоит идти против системы? Иштван заплакал. Бесконтрольно, не в силах остановиться. Да и бороться с таким постыдным мужским проявлением, как слезы, больше не мог. Мудак. Какой же я мудак. Прошептав, он ударил кулаком по рулевой колонке. Затем еще раз. И еще, еще, еще. Двумя руками, поочередно, нанося удары по краю руля и приборной панели. Бой с тенью в замкнутом пространстве автомобиля. Окончательно сбив костяшки на руках, он продолжил спарринг, но уже головой, крепко держась за руль. После семи-восьми повторений голова закружилась, сознание затуманилось, а во рту появился привкус металла. Теплая струйка крови стекала со лба, чуть задерживаясь на правой брови, но преодолев преграду, продолжала свое движение вниз. Правый глаз перестал видеть, сильно залитый багровой жидкостью.