Тамблеры. Alis Grave Nil - страница 9

Сева и Вера не спали до утра, помогая Наталье Ивановне управиться с царившей после пожара суматохой. Отказавшись от завтрака, Сева уехал в Москву, а вечером позвонил Вере, и они договорились встретится на выходных.

Первые Впечатления.

Христофор Афанасьевич занимал огромную квартиру в центре Москвы. Все там было по-простому: светлая гостиная, горшки с геранью, тиканье ходиков. После похода в Ипатьево все собрались у него. Новенького переодели в шорты и смешную детскую футболку с солнышком и аккуратно положили на диван. Его свечение иссякло под утро, но в себя он еще не приходил. Зато теперь он выглядел вполне обычно: стройный, высокий молодой человек, на вскидку лет двадцати пяти, спутанные темные вьющиеся волосы, бледная кожа, длинные пальцы. Все утро вокруг него суетилась Софья Андреевна, референт и помощница Христофора Афанасьевича, испокон веков она вела его хозяйство и занимала одну из боковых комнат квартиры. Вот и теперь она смотрела на новичка и улыбалась, к ней подошла Линда:

– Софья Андреевна, я давно хотела вам сказать, но все как-то не получалось, я вам так благодарна, что вы тогда, в самом начале, мне и Лане помогли! Мы без вас бы пропали…

Софья Андреевна улыбнулась Линде:

– Девочка, когда ты и Лана к нам прибыли, зима была, Рождество. Вас Христофор Афанасьевич потом еще долго «подарками» называл. Вы такие смешные были, он к тебе еще не подошел даже, а ты уже сама вскочила – и сразу к окну. Открыла, значит, окошко, а там снег идет… Ветра не было, снежинки такие крупные, красивые, и ты давай с ними разговаривать, я говорит, Линда, я тут теперь с вами буду, вы не против?

Линда подошла к окну и открыла его:

– Да, да, я помню, я подумала, что снежинки живые…

– А потом, – продолжила Софья Андреевна, – когда ты замуж выходила…

– Действительно, забавно со снежинками, – перебила ее Линда, – А Лана как себя вела тогда, вы помните?

– А Лана очень нас всех испугалась, заплакала даже! Взрослая девица, а сидит и слезы пальцами вытирает, носом шмыгает. Христофор Афанасьевич ей говорит: что ты плачешь, не бойся, мы теперь все вместе! А она еще сильнее плачет: Я в туалет хочу!

Линда весело рассмеялась, она почему-то этого не помнила:

– Ну, а потом что?

– А потом я ее в ванную отвела, она сразу под душ и тут же успокоилась. Я, говорит, плавать умею, очень быстро, хотите покажу?

В гостиную вошел Христофор Афанасьевич, уставший за ночь, но в приподнятом настроении. Он только что побрился и утирался теперь простеньким полотенцем. В углу, на кресле чутко дремала Лера. Вчера она замаялась вести машину под дождем. Сначала пришлось ехать в «Оптиглас», где обнаружился лишь взорвавшийся и обгоревший этаж корпуса, но новенького там не было. Было странно наблюдать за лицом Христафора Афанасьевича, который никак не мог понять, как он мог ошибиться. Успокоился он только после того, как Линда нашла конверт, который имел отношение к новенькому. Потом понеслись в Ипатьтево, конец не близкий, и гнали как сумасшедшие, выскакивая на встречку. Лера проснулась, едва Христофор Афанасьевич переступил порог гостиной. Из соседней комнаты едва слышно доносился приглушенный голос Ланы, она разговаривающей с кем-то по телефону, что-то печатая на лаптопе. Христофор Афанасьевич молча проследовал в центр гостиной, взмахом руки предложив присутствующим завершить свои дела, по-видимому, должно было случится что-то явно неординарное. Утихнув, все сгрудились вокруг него. Присев перед диваном на корточки и осторожно взяв руку новенького в свою, Христофор Афанасьевич беззвучно зашевелил губами. Ниже горла у новенького проявляется голубой свет, и он открыл глаза. Софья Андреевна первая, за ней все остальные захлопали в ладоши.