Бекчик не выступал против решений наместника, как, впрочем, и другие из его окружения. А юноше было достаточно слышать похвалу эмиров. Глас народа заглушали стены дворца. Вековые традиции, защищавшие неприкосновенность чужого имущества, волновали только одного человека. Это ему, стоя во главе отряда, приходилось усмирять недовольных и возвращать кипящие базары к порядку.
– Брат!
Кутлуг Туркан-ага преградила путь чёрному коню Тимура. На мгновение барлас растерялся, когда увидел её на главной улице Самарканда.
– Сегодня моих девушек отправят прямиком в ад. Немедленно прекрати этот позор, пока не поздно!
– Думаешь, мне это нравится? – рассерженно вскричал Тимур.
– Ты входишь в Совет, ты эмир! – Туркан-ага перехватила поводья, не давая коню отстраниться, а брату оборвать разговор. – Нечестивцы увели и моих рабынь. Сколько понадобится времени, чтобы хан добрался до знати?
– Возвращайся домой. С этим делом я разберусь.
Женщина поджала губы и отступила. С ним она ссоры не искала, а всё, что хотела сказать, Тимур и так знал. «Как будто недостаточно сербедаров. Очевидно же, жителей нельзя оставлять в убытке. Сегодня власти отняли у людей их собственность, попрали закон», – воин обратил взгляд к возмущённой толпе. – «Верно, пусть Самарканд шумит: это намного лучше молчания. Когда город молчит, ничего хорошего ждать не следует».
Раздражение, точно дикий зверь, вновь встрепыхнулось, стоило Тимуру обнаружить Бекчика: тот, разодетый в юаньские шелка, посмеивался над рабом, который в силу неопытности допустил ошибку. Другой бы ни слова не обронил, но могульский эмир жаждал развлечений. Он решил проверить, сколько унижений раб вытерпит, прежде чем примет смерть или будет отпущен.
– Довольно! – своим появлением Тимур заставил Бекчика оторваться от бедного мальчика. – Нам давно следовало поговорить. Это не проблема, надеюсь?
– Никаких проблем, – тот отмахнулся от раба, повелевая скрыться с глаз, и сосредоточил внимание на госте. – Добро пожаловать, Тимур ибн Тарагай! Что заставило тебя прийти?
– Последний указ. Четыреста девушек вот-вот уведут из города.
– Такова их судьба.
– У них есть хозяева.
– Всякий может обратиться к хану за выплатой, – Бекчик засмеялся. – Конечно, если смелости хватит.
– Чего вы добиваетесь? – Тимур пытался разглядеть на лице могола помимо лукавства хоть что-нибудь настоящее. – Вы же знаете, что таят улицы Самарканда.
– Вот именно. Очень скоро нечестивцы вылезут из канав, я уверен. Чем громче будут плакать их матери…, – он не закончил фразу, потому что противник сократил расстояние ещё на шаг.
– Я поклялся оберегать нашего хана. Вижу, оберегать его придётся не только от врагов. Но и от Совета тоже.
– Осторожно, Тимур ибн Тарагай. Это опасные слова.
Барлас остановился. Он вдруг увидел перед собой закалённого в интригах человека, жаждущего утвердить влияние через молодость Ильяса-Ходжи, его слабость, неопытность; никто не размышлял о природе язв, о длительных изнуряющих болезнях государства.
Самарканд долго терпеть не будет, это не стойло, из которого овец гонят в степи, а тысячелетняя твердыня – вот какую мысль старался донести Тимур, представ перед взором наместника. Снова и снова говорил об угнетённых жителях, которые примутся искать спасения у кого угодно – даже у персидских висельников, о долге, который Аллах взыщет с каждого, кто соприкоснулся с природой власти, но Ильяс воспринимал всё как шутку. «Не нужно так бояться, Тимур ибн Тарагай. Мы изловим предателей, где бы они ни прятались, – ответил возмущённому барласу. – Отец не успел разделаться с сербедарами. Это сделаю я. Пока наш хан, с благословения Аллаха, усмиряет непокорных в Джете
