– С этой стороны вахта осталась, вахта третьего механика.
«Добрый» же у нас в России народ, особенно в отношении своих соседей! Плохо у нас должно быть всем. Николай сразу решительно произнес:
– Давай, зови их, а я здесь, возле каюты, подожду.
– Сейчас, я быстро! – уже на ходу ответил плотник, резво направляясь к двери машинного отделения. Через секунду отворил он грохочущую железную дверь машинного отделения, из которого потянуло горячим духом машинного масла и исчез, захлопнув за собой дверь.
– Работают же мужики! – уважительно подумал Коля о механиках, закуривая очередную сигарету. Вообще, ко всем морякам Николай относился очень уважительно, компании их не чурался, да и в его смене было полно бывших моряков. Мог и выпить с ними после рабочих будней. А однажды у него был короткий, но бурный роман с одной судовой буфетчицей, с которой познакомился в ресторане «Юбилейный». Хорошая была деваха!
Весь город был пронизан связями с моряками, ведь это старейший порт России – город Архангельск. Да и морской таможне архангельской было уже четыреста лет, как и городу. Но дружба дружбой, а на службе Николай сразу преображался. Сегодня строгая серая форма, голубая, милицейская рубашка и зеленые петлички с двумя звездочками придавали молодому, но уже лысеющему парню вполне солидный вид…
Служба на таможне Коле нравилась. Работа была интересной, постоянно новые люди, часто иностранцы, у которых на судне можно было попить пивка втихаря из необычных жестяных баночек, попросить для себя пару пачек дорогих импортных сигарет, а то и блок, выпить хорошего натурального кофе. А на советских судах их часто кормили обедами, а порой удавалось хорошо «отовариться» в судовой артелке, набрать домой дефицитных консервов – тушенки, ветчины, сгущенки и все по смешной, государственной цене. В магазинах таких вещей давно уже не было.
Платили им тоже неплохо – оклад в сто пятьдесят рублей, да премия каждый квартал, и всякие проценты к окладу, да и за звездочки, которые он получил сразу после успешной полугодовой аттестации…
Размышления Николая прервал грохот вновь открывшейся железной двери машинного отделения. Запыхавшийся Толик привел высокого, худощавого моряка, лет сорока, в серой промасленной рубашке, с закатанными по локоть рукавами.
– Вот третий механик! – заявил Толик.
– Здравствуйте, пройдемте в вашу каюту для досмотра – уверенно произнес Николай. Механик невозмутимо повел таможенника по узкому коридору к своей маленькой каютке. Оказалось, что у Петровича и вещей то вновь приобретенных не было, кроме литровой бутылки «Смирновской» водки.
– Так, на день рождения взял – смущенно заявил Петрович, протягивая красивую и большую бутыль Николаю.
– Говорят, она мягковата на вкус? – почему то вдруг спросил Николай.
– Да ничего особенного. Хотите, попробуем по случаю прихода? – улыбнулся Петрович.
– Нет, нет, спасибо. У вас больше ничего нет? – сконфуженно ответил Николай.
– Нет, ничего. Вот моя декларация – протянул листочек Петрович.
– Ладно, спасибо, до свидания – отпустил третьего механика Коля и снова взглянул на плотника Толю.
– Ну, что, всех прошли? – спросил Николай.
Толя замялся, но увидев, что третий механик значительно удалился, решительно заявил: – Нет, еще моторист остался вахтенный.
– Ну что, давай его тоже приглашай – протянул Коля.
Они снова дошли до двери машинного отделения, и снова Илюхин спустился вниз. Николай остался терпеливо ждать. По коридору в этот момент проходил Онищенко со своим сопровождающим. Он подмигнул Коле, и всем своим видом показывал, что свою работу он уже закончил. Юра Онищенко явно направился в кают-компанию, где его ждал старший по смене.
