При последних словах меня всю передёргивает. Я вспоминаю, чьи деньги он тратит, и теперь снова холодно и отстранённо могу слушать его бред. Мы подходим к высокому дубу, и Майкл проводит по нему рукой, бережно касаясь шероховатой почерневшей кожи ствола.
– Перед тем как отказать продавцам, я всё-таки решил прогуляться по усадьбе, чтобы окончательно удостовериться, что принимаю правильное решение. И вот здесь, у дерева, в высокой траве я наткнулся на это, – берёт меня за руку и ведёт за собой Майкл, и мы оказываемся на маленьком пятачке, окружённом со всех сторон высоченными зарослями.
Перед нами совсем небольшая каменная плита с полустёртой надписью, и Майкл, встав перед ней на колени, мягко и настойчиво приглашает меня за собой.
– Смотри, – бережно проводит он ладонями по выбитым на потрескавшемся от времени мраморе буквам, и я замечаю, какие у него длинные и утончённые, как у пианиста, пальцы.
Вижу полуистлевшую паутинку дат «1778 – 1783» и надпись: «Нашему любимому ангелу». Сижу рядом с Майклом на нагретой солнцем земле, наши бёдра практически соприкасаются, и вдруг снова ловлю себя на мысли, что если бы он сейчас сжал меня в объятиях прямо здесь, у безымянной могилы, и повалил в эту высокую траву, раздавив всем своим телом, то я бы лежала под ним, как запутавшаяся в сетях русалка, и вбирала с наслаждением каждый толчок его внутри себя… Чёрт, откуда у меня эти мысли! Я вопросительно смотрю на Майкла, и он, улыбаясь, объясняет:
– Всё не могу привыкнуть к твоим глазам. Прости. Тебя, наверное, уже все достали этим?
– Да ничего страшного, я привыкла, – отвечаю как можно спокойнее, хотя чувствую сквозь аромат травы собственный жаркий запах. – Так что ты мне хотел рассказать?
– Ах да, я случайно набрёл на эту могилу у дуба, и мне вдруг стало так её жалко, ты понимаешь, о чём я? – с грустной улыбкой объясняет Майкл, и я поражаюсь, что это именно тот человек, который постоянно ходит по стриптиз-клубам и спокойно организовывает тройничок. – Мне не захотелось оставлять эту малышку здесь одну, – словно оправдывается он за свои поступки.
– А ты выяснил, чья это могила? – спрашиваю я, стараясь сбросить с себя наваждение.
– Точно не знаю, – пожимает плечами красавчик. – Видимо, помещики, которым принадлежал дом, так любили свою девочку, что не смогли отпустить её слишком далеко. И я тоже не смог оставить её здесь, – признаётся он. – Поэтому взял и купил всю усадьбу, с землёй и постройками, и теперь пытаюсь сделать из неё прибыльное предприятие, – поднимается он с колен и протягивает мне руку.
Я резко вскакиваю на ноги, и на доли секунды мои губы приближаются к его губам, чуть ли не соприкасаясь с ними, но Майкл равнодушно отворачивается и предлагает:
– А теперь за учёбу, готова?
Романов усадил меня в мягкое потёртое кресло, явно антикварное, а сам пристроился напротив прямо на столешнице в большой и просторной комнате, по всей видимости, бывшей столовой.
– Мосты Италии, – произносит торжественно, словно собирается читать мне доклад на эту тему. – Да нам с тобой и недели не хватит, чтобы рассказать обо всех мостах Италии! – с досадой восклицает он, сразу же откладывая в сторону ручку и лист бумаги. – Какие у тебя предложения? – прекращает он стенать и обращается ко мне.
– А давай с тобой просто возьмём по одному мосту в каждом знаменитом городе, чтобы прочертить путь древних римлян из Сицилии и до современного Милана? – предлагаю я. И тогда мы сможем пройтись по основным точкам: захватить Пизу, Болонью, Верону и, конечно же, Венецию, чтобы привести всех на север. Что скажешь?
