Считаю минуты, страшно тоскую, люблю.
Твой Валдомиро.
P. S. Поцелуй Юленьку, ужасно по ней соскучился. У меня для нее презент.
P. P. S. Юстасу – мое огромное почтение и привет. Передай ему, пожалуйста: монеты, которые я обещал достать, уже у меня. Могу послать по почте, если не к спеху – передам через тебя.
P. P. P. S. Люблю безумно!»
Валдомиро пробежал написанное, удовлетворенно произнес: «Тэк-с…» – и потянул с полки томик стихов.
Тихонько скрипнула дверь, и в узкой щели появился карий глаз. Елене Марковне Глонти, Алене, родной сестре Валдомиро, принадлежал этот внимательный глаз, и в нем, словно в крошечном зеркале, отражался нехитрый интерьер комнаты и конечно же сам Валдомиро, увлеченно листающий страницы, – весь нетерпеливый порыв.
Шелест страниц прекратился, и в наступившей тишине послышалось:
– Эге, как раз то, что нужно.
Валдомиро опер раскрытый на нужном месте томик о чугунного Дон Кихота и занес перо над почтовым листом.
– Салют, братец, – весело сказала Алена и вошла в комнату. – Вечер добрый. Терпишь муки творчества? Никак за роман взялся?
Ответа не последовало.
– Понимаю, понимаю, – как ни в чем не бывало трещала Алена. – Ради бога извини. Собственно, я по делу: сигареткой не угостишь?
– Боже мой, господи! Это же бедлам, а не человеческое жилище! – взвился Валдомиро, но тут же успокоился и добавил примирительно: – Свои пора иметь. Иди, иди, не мешай человеку работать.
Алена легким ударом выбила из пачки сигарету, дернула плечиком, легким, как у всех Глонти, и обиженно сказала:
– Прошу пардону.
И оставила Валдомиро наедине с томиком.
Аккуратнейшим почерком, поминутно сверяясь с печатным текстом, Валдомиро вывел рядом с виньеткой:
О жизни сон!
Лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье.
Пускай умру, но пусть умру любя!
Запечатал письмо в узкий конверт, оглянулся на дверь почему-то и поцеловал конверт. А затем отложил его в сторону, вздохнул и вынул из портфеля книжицу в темно-зеленом муаровом переплете – ежедневник.
– Ну как на него сердиться? – говорила на кухне Галина Петровна Глонти своей дочери и беспомощно разводила руками. – Это же просто невозможно! Вот шоколадку припер. «Шоколад Бабаевский», 300 грамм. Говорит, приятель прямо с кондитерской фабрики прислал. Он там главным технологом работает. Какая-то экспериментальная партия – повышенной калорийности. При моей комплекции, сама понимаешь, без повышенной калорийности – беда!.. На, Саньке, что ли, отдай, порадуй внука.
– Скажите на милость, – задумчиво произнесла Алена, разглядывая фиолетовое ресторанное клеймо. – Надо же… Тут даже печать стоит – экспериментальная партия.
– В самом деле?! Ну вот и сердись на него!..
Алена дернула плечиком, выпустила изо рта серию дымных колечек мал мала меньше и положила сигарету на край блюдца.
– А на него никто и не сердится. Какой прок? Живет, хлеб жует, никому не мешает. Друзья ему шоколадки шлют. Повышенной калорийности. Какие к нему могут быть претензии? Зато к тебе есть.
– Ты это о чем?
– Да все о том же. – Алена энергично чиркнула спичкой, раскуривая погасшую сигарету, и к потолку взвилась золотистая искра. – Объясни мне, пожалуйста, какого черта я взяла отгул на пятницу? Зачем мне отгул, если ты все перестирала? У тебя что – дел больше не было?
– Ну ладно, ладно. Проехали. Ты лучше скажи, чем он там занимается?
– Тезисы пишет, деятель… депутат. Планы составляет, – саркастически сказала Глонти-младшая и, сама того не подозревая, попала не в бровь, а в глаз.
