– Ерундой страдать?
– Заниматься и работать.
Сера подвинул кота и ловко одел манжету на правую руку бабушки.
– 140 на 105. Пол таблетки хватит, – сказал он, измерив давление.
Сера взял со стола таблетку, отломил половинку и дал бабушке.
– Почему не хочешь со мной на дачу ехать? – спросила она, положив таблетку под язык.
– А Роберта кто кормить будет?
– Дался тебе Роберт. Надежду Викторовну попросим.
– Роберт ее не любит. Он расстроится.
– Ладно, оставайся, – нахмурив брови, сказала бабушка и поднялась с дивана. – Только смотри у меня. Если задумал что плохое, то накажу.
– А если хорошее? – уточнил Сера.
– Всё равно по шее получишь.
Зазвонил бабушкин мобильник. Бабушка перекинулась парой фраз и положила трубку.
– Дядя Леня уже внизу. Пошла я, – сказала она вставая. Сера пошел ее провожать, стуча тростью. У двери стояла большая сумка, привязанная к тележке на колесиках, а рядом с ним – большой пакет
– Всё собрал? Ничего не забыл? – спросила бабушка.
– Всё по списку – ответил внук.
Бабушка взяла тележку за ручку. Сера попытался поднять большой пакет.
– Хватит дуру делать, – сказала бабушка, отнимая пакет.
– Мне тренироваться надо, – попытался возразить Сера.
– Отойди, мне некогда.
Бабушка вышла на лестничную площадку. Сера послал ей вслед воздушный поцелуй и закрыл дверь.
– Пока-пока, бабуля, – пропел он.
Полина готовила ужин. Она уже сварила макароны, сделала соус, пожарила гуляш и теперь крошила укроп с петрушкой для салата. В прихожей послышался шум. Это пришел папа. Полина с ножом вышла к нему. Анатолий держал в руках огромный плоский сверток.
– Что за ерундовина? – спросила Полина вместо приветствия.
– Сейчас покажу.
Анатолий аккуратно прислонил сверток к стене.
– Я пойду, руки помою, – сказала Полина и ушла на кухню. – А у нас послезавтра будет отбор на настоящее «Лебединое озеро» в Областном театре. Им нужны 4 маленьких лебедя, – прокричала девочка с кухни.
– Да ты что? Всё по-взрослому? Думаешь, тебя выберут? – прокричал в ответ папа, аккуратно разрезая канцелярским ножом скотч.
– Не знаю. Конечно, Эльмира и Танька покруче будут, но с остальными я пободаюсь. Представляешь я и в настоящем театре? – спросила Полина, возвращаясь в прихожую с полотенцем в руках.
– А что такого? Ты у меня the best, – сказал папа, разворачивая сверток. Из свертка торчал кусок рамы. Было очевидно, что это картина. – Закрой глаза.
– Да ну, – протянула Полина, – так показывай.
Папа поднял картину лицом к себе и понес ее в зал. Полина пошла за ним. Папа поставил картину на диван и встал рядом с дочкой.
– Ну как? – спросил он, переводя взгляд с картины на девочку. На картине был абстрактный пейзаж в теплых оранжево-красных тонах.
– Что еще за каракули-маракули? – буркнула Полина.
– Не нравится?
– Нравится. Особенно рамочка. Только не говори, что ты теперь не купишь мне планшет.
– Причем здесь планшет? – не понял папа. – Это же искусство. Посмотри, какие линии.
– Пача, сколько ты за эти линии отдал?
– Не глупи. Это подарок. Давай повесим ее в твоей комнате.
– «Повесим ее», это ты о картине, надеюсь? – усмехнулась девочка.
– Хватит придуряться.
– Я не хочу сию мазень в свою опочивальню, – кривляясь, ответила дочка.
– Не хочешь – не надо. У себя повешу.
Полина с папой сели ужинать.
– Слушай, пока не забыл такая тема. Твой дружок – официальный инвалид? – завел разговор Анатолий.
– Какой еще дружок? – сделала вид, что не понимает, Полина.
