— Мог бы просто сказать, — обиженно отвечаю.
— Ну прости меня. Дурак. Я беспокоюсь. Как ты чувствуешь себя? Я не перегнул ночью?
— Нормально я себя чувствую, Дань, если не считать, что живу чужой жизнью!
— Ась, — вздыхает. — Любимая, это наша с тобой жизнь. Не начинай, пожалуйста. Вика придет, можешь с ней сходить погулять или меня дождись. А куда ты, кстати, хотела пойти?
— Простой пройтись. На меня давят стены, — не рассказываю ему всей правды.
Плохо, что между нами начинаются секреты, но интуиция не дает мне раскрываться перед мужем. Мы с ней все еще параноим.
— Потерпи немножко. Я постараюсь вырваться пораньше, и мы погуляем.
— Хорошо. Дань? — решаю еще кое-что спросить.
— Что, родная? — так тепло, заботливо и нежно.
Чувствую себя сумасшедшей.
— А что твоя футболка в комнате Вики делала?
— Какая футболка? — искренне не понимает он.
— Серая, с тремя белыми полосками на груди.
— А-а-а… Хрен ее знает. У Вики и спроси. Я эту футболку уже месяц не видел. Ну хорошо, что нашла. Я бы в ее хаосе скорее сам потерялся, — смеется он. — Ладно, Ась, я побегу, у меня работы много. Люблю тебя. До вечера.
— Пока… — вздохнув, опускаю руку с трубкой на колени.
Вики все еще нет. Эта зараза, скорее всего, теперь только к ночи объявится. Я вернулась домой, теперь готовить и убраться не обязательно, можно снова гулять.
Переодеваюсь обратно в домашнее. Осматриваюсь. Так, где я еще не смотрела? На верхах!
Беру табуретку и начинаю исследовать все верхние шкафы и место под потолком на них. Кроме пыли и незнакомого мне старого хлама ничего найти не удается. Данькины инструменты для мелкого домашнего ремонта, пара банок краски в туалете в шкафчике над унитазом. Там же засохшие кисточки, остатки обоев. Ничего из этого не помогает мне вспомнить.
Телефон напоминает о витаминах. Пью в прикуску с шоколадкой, ложусь на диван в гостиной, включаю телевизор и опять засыпаю.
Мне снится моя малышка и почему-то кладбище.
Тасенька стоит у могилки с простым гранитным памятником и горько плачет.
— Мама. Мамочка…
Теперь я могу прочитать, что написано на этом камне. Там мое имя, моя фотография. По позвоночнику течет струйка холодного пота.
— Девочка моя, я здесь, — тяну к ней призрачные руки, но она не видит.
Моя кареглазка продолжает горько плакать. Ее берет за руку чужой мужчина…
— Тасенька, нет! Стой же, дочка! Нельзя ходить с чужими! — отчаянно кричу, но мои слова лишь разбиваются о гранит на моей могиле.
Захлебываясь слезами, я пытаюсь проснуться. Кричу, срывая до хрипоты голос. Меня крепко прижимают к себе чьи-то руки. Целуют теплые губы.
— Ш-ш-ш. Просыпайся, родная. Это кошмар. Тебе всего лишь снится страшный сон. Просыпайся, — узнаю голос мужа.
Открываю глаза. Он смотрит обеспокоенно, большими пальцами стирает слезы с моего лица. Сердце так колотится, что дышать больно. Даня приносит мне стакан прохладной воды. Она с трудом просачивается в сдавленное горло.
— Легче? — Данила снова садится рядом, берет меня за руку.
— Да, спасибо, — прокашливаюсь и отвечаю ему.
— Я сейчас быстро перекушу и пойдем погуляем. Ты права. Тебе обязательно нужен свежий воздух.
***
Выходим на улицу. Со мной здороваются соседи. Та самая бабушка Маша приветливо мне улыбается. Язык не поворачивается поздороваться в ответ. Невежливо, знаю, но диссонанс в голове отодвигает все остальное на задний план.
Даня берет меня за руку, скрещивает наши пальцы в замок и ведет вдоль дома. Выходим на узкую дорожку за местными гаражами, бредем по ней. Оказывается, здесь совсем рядом есть детский сад, а чуть дальше школа. Очень удобный район. Есть магазинчики, детские площадки. Такие места обычно выбирают семьи с детьми, чтобы все было под рукой. Почему здесь мы, если у нас детей нет?
