Танцы огня - страница 7

– Да, – соглашается Князев, и я испытываю облегчение, но он тут же добавляет: – это было моей проблемой до этого вечера… А теперь она наша общая, – собеседник слегка наклоняется ко мне, не сводя глаз с моего лица, и я инстинктивно вжимаюсь спиной в кожаную обшивку двери.

– И о какой сумме идет речь? – я сглатываю ком, застрявший в горле.

– Пятьдесят тысяч, – мой внезапно явившийся кредитор непоколебим.

– Столько у меня сейчас нет… Пятьдесят тысяч – это мой месячный доход с двух работ, – говорю я, и водитель громко усмехается, что дает мне понять, что речь идет вовсе не о рублях.

– Пятьдесят тысяч, но не рублей, а …

– Тенге, надеюсь?– глупой шуткой с интонацией безысходности я обрываю Князева до того, как он скажет то, что окончательно меня добьет, и вижу, как он снова улыбается. Очаровательно и подозрительно по-доброму.

– Мне нравится твое чувство юмора, – говорит мужчина, и немного подумав, добавляет: – На возврат долга я дам тебе не две недели, как всем остальным, а целый месяц. Сегодня первое июля, – он деловито смотрит на свои неприлично дорогие часы на золотистом браслете, – твой дедлайн первого августа.

– Если вы планируете меня убить за то, что я не верну долг, то сделайте это прямо сейчас, – устало шепчу я. Мое тело так потяжелело, что нет сил пошевелиться. С тоской я смотрю на свою обшарпанную пятиэтажку – уже пять минут, как автомобиль стоит у моего дома, хотя адреса я не называла.

– Не хочешь даже дать себе шанс? – тихо спрашивает Князев, и его бархатный голос заставляет меня посмотреть ему в глаза. Они блестят и прожигают меня насквозь. Он смотрит так, будто пытается увидеть все мои внутренности, как аппарат МРТ.

Замок двери щелкнул, и, не прощаясь, я пулей выскочила из машины и стремительно, через две ступеньки, взлетела домой. Эта душная июльская ночь, определенно, изменит мою жизнь.

Скажу прямо: у ребят, выросших в детском доме, таких, как мы с Томасом, шансы получить престижное высшее образование и стать успешными людьми если не равны нулю, то упрямо к нему стремятся. В одиннадцатом классе, когда все одноклассники и их родители с упоением и приятным волнением листали буклеты ВУЗов с описаниями факультетов, выбирая тот, что станет для скорых выпускников образовательной «альма матер», я уже вовсю штудировала сайты поиска работы. Зная, что никто не будет меня содержать, одевать и кормить, я могла рассчитывать только на свои силы, поэтому об очном высшем образовании даже и мечтать не смела. Педагогический на заочном – мой потолок. С завистью и даже какой-то жадностью я слушала истории своего единственного школьного друга Кирилла о том, как интересно проходят пары в престижном юридическом университете, как они с одногруппниками «зажгли» на посвящении в студенты, и как на потоке завязываются первые романтические симпатии. Я, как студентка заочного отделения, была напрочь лишена подобных удовольствий: большую часть моей группы составляли люди минимум на десять лет меня старше, и вечерами, после изматывающих пар на сессиях, они спешили домой, к своим семьям и насущным проблемам.

К счастью, хотя бы жилищный вопрос меня не тяготил: когда после совершеннолетия ты должен любезно уступить свою койку в детском доме другому ребенку, которому также не повезло расти в казенных стенах, государство обеспечивает тебя квартирой, и это – единственный плюс быть сиротой, если такая риторика вообще имеет моральное право на существование. Льготного сертификата мне хватило на угловую однокомнатную хрущевку на пятом этаже в сильно отдаленном от центра районе. Но я полюбила свою квартиру всей душой: она подарила мне долгожданное уединение, о котором я не могла даже мечтать, проживая в комнате на шестерых все свое детство. К слову, замечательная хозяйка квартиры, узнав, что из имущества у меня только спортивная сумка с личными вещами, любезно оставила мне почти всю мебель и даже посуду. Правда, бытовую технику она забрала, и почти два месяца я жила без холодильника, благо, на улице была лютая сибирская зима, и хранить продукты вполне можно было на балконе.