Танец бабочки - страница 6
Непроходящая боль потери переполняла ее, Софья не знала, как справиться с ней. Она не в силах была применять на себе различные психологические практики, точнее сказать, просто не могла и не хотела. Растрепанная и с потухшим взглядом, Софья сидела на диване, с ненавистью уставившись на скрипку, которая вопреки всему выжила, не получив ни одной царапины даже на футляре.
Софья подскочила с дивана и, резко выхватив скрипку из футляра, намеревалась расколоть ее об пол, но в последний момент опомнилась и, скатившись на пол, тихо заплакала, нежно поглаживая и целуя скрипку. Потом Софья бережно положила ее в футляр и отнесла в Мишину комнату – студию звукозаписи. Она тихонечко включила один из его винилов и, надев наушники, откинулась в кресле.
Ее сон был настолько реальным, что она запомнила досконально каждую мелочь. Михаил сел рядом с ней на краешек кресла и, погладив по свалявшимся волосам, нежно поцеловал и сказал.
– Ну, что ты маляка, маляка! Разве же можно так себя изводить? Посмотри, что за ужасный вид кругом! Стыд и срам!
Прижимаясь к нему всем своим телом, Софья бормотала сквозь слезы:
– Мишенька, я так тоскую по тебе, я просто измучалась, я не знаю, как дальше буду жить без тебя.
– Ты будешь жить долго и счастливо! – заверил он, – я всегда рядом с тобой и всегда тебя поддержу! Верь в это! А теперь вставай!
Миша схватил ее за руку, резко вытянул из кресла и сказал:
– Эх ты, маляка! Чтобы завтра же здесь всё сверкало чистотой! Понятно?
– Понятно! – послушно ответила Софья, продолжая еле слышно всхлипывать.
– Смотри! – Михаил показал ей на стены, и она увидела на них развешанные белые листы бумаги.
– А теперь сюда! – показал он на стол, где стояли все ее краски.
– А теперь включай музыку, а я подыграю на скрипке, – произнес Миша.
И он стал играть «Шторм» Антонио Вивальди.
Какое-то время Софья стояла и молча слушала.
– Танцуй, маляка! – подмигнув ей, сказал Михаил, – летай подобно бабочке, дари миру свой свет и свою любовь!
Повинуясь его магнетическому голосу и ритмичным звукам музыки, Софья закружилась – сначала медленно, потом быстрее, еле слышно подпевая. Затем, взяв кисти, она стала поочередно опускать их в краски и яркими мазками раскрашивать стены студии.
– Умница! – услышала Софья и, оглянувшись посмотреть на любимого мужа, увидела только его скрипку со смычком, которые он оставил лежать на столе…
Она проснулась на полу в студийной комнате. Тихо играла одна из Мишиных записей. Софья смотрела на расписанные ею стены студии. Здесь были и птицы, летящие вдаль, и бабочки с громадными крыльями, и дерево, которое молния разрубила надвое, и закат солнца над морем, и просто разлитые волнами краски.
Посмотрев на всё вокруг, Софья поняла, что живет, и это прекрасно и удивительно! Человек, которого она очень любила, навсегда остался в ее душе и сердце и снова подарил ей ощущение счастья. Это был первый день ее новой жизни, когда Софья снова смогла творить и поняла, что дальше будет только сильнее стараться помогать людям вновь обретать потерянное состояние счастья, учить их снова доверять миру и людям, творить, любить и быть любимыми.
Мишина студия звукозаписи вдохновляла Софью снова и снова, так как она видела всё больше положительных результатов своей авторской методики, по которой занималась со своими маленькими пациентами. Вначале Соня заходила в комнату вместе с ребенком и просто включала музыку. Акустическая система в студии была просто потрясающей, а классическая музыка в рок-аранжировке задействовала в мозге тета-волны, иными словами, его творческие частоты, способствующие выработке эндорфинов, которые выступали естественными блокаторами депрессии. Если, приходя к Софье на консультации, просьбу нарисовать рисунок дети воспринимали как необходимость, и, как правило, их рисунки не пестрели яркими красками, а, наоборот, были в мрачных тонах, то в студии дети сами проявляли инициативу и спешили сами взять в руки кисти. Очень часто в процессе творчества они бросали кисточки и полностью окунали свои руки в краску – настолько, насколько это было возможным, а потом создавали ими удивительные образы. Причем одновременно дети танцевали и совсем скоро начинали искренне и радостно смеяться. Это было самое удивительное в терапии, ведь в жизни нет ничего чудеснее детского смеха. Они были по-настоящему счастливы, и каждый момент их первого за долгое время настоящего смеха, исходившего из души, Софья переживала вместе с ними, и каждый раз это было для нее истинным счастьем, вызывающим слезы умиления.