Танец маленьких дедушек - страница 3





«Потом было наоборот: Настя была волк, а дедушка – маленький зайчик. Настя рычала, а дедушка визжал».

Накануне ей читали басню. Из-за возраста Настя пропустила мораль, но картинку запомнила. Они сделали ещё пару кругов по траве.

– Теперь я! Я Бармалей! – угрожающе взвыла Настя. – А ты Айболит! Сейчас тебе – ой, что будет!

Дедушка решил ещё раз перечитать Чуковского, чтобы прикинуть, сколько лет было Айболиту и страдал ли он так же одышкой.

– Нет, я опять слон! – объявил дедушка. Эта маленькая хитрость давала возможность сбавить темп погони.

Настя раскраснелась и взмокла, волосы растрепались.

– Юра, заплети мне косички, я ничего не вижу!

– Ещё чего! Настя, я же никогда не заплетал.

– Ну пожалуйста! Ты посади меня перед зеркалом – и всё получится.

Мучимый сомнениями, дедушка повёл Настю в дом. Они поставили на стол зеркало. Дедушка понюхал пузырёк с валерьянкой, но пока открывать не стал.

– Видишь, как просто! – ободрила Настя. – Я уже готова.

Дедушка попробовал смутно вспомнить: заплетал ли он что-нибудь в жизни, и когда это было. Вспомнил!


В последний раз он заплетал кнут. Дело было в четвёртом классе, семья жила в деревне, где отец был председателем колхоза. Плести длинный кнут из узких сыромятных ремешочков дедушку – тогда маленького Юру – учил колхозный пастух Николай. Собственно, сплести кнут было промежуточным этапом. А конечным – в случае успеха Николай пообещал научить Юру оглушительно щёлкать уже собственным кнутом. Свой, профессиональный инструмент, пастух Николай никому не давал даже в руках подержать.

Маленький дедушка хотел порадовать этим умением живущую неподалёку прекрасную девочку Валю. Она приехала на лето из города к своим родственникам в гости, и дедушка очень хотел с ней познакомиться, но робел подойти. С появлением кнута возникал эффектный повод показаться во всей мужской красе. Предполагалось, что прекрасная девочка Валя несказанно восхитится.

Пастух в деревне всегда был вторым человеком после кузнеца. Дедушка втайне мечтал: когда вырастет, то обязательно станет пастухом. Мама, правда, говорила, чтоб готовился после школы поступать в институт – она скажет, какой. Маленький Юра верил, что в нашей счастливой стране непременно должен быть институт, готовивший людей такой замечательной профессии.

Вечером, когда стадо возвращалось домой, хозяйки, стоя у калиток, высматривали своих коров, заискивали перед пастухом и задабривали его лакомствами. А он шёл, серьёзный и важный, с плеча свисал длиннющий кнут и далеко чертил по дорожной пыли длинную полосу – ровную, как карандаш в тетради, если под линейку.

– А ну, пошла, проклятущая! – взрёвывал Николай на зазевавшуюся тёлку и неуловимым движением оглушительно щёлкал кнутом над её ухом. Тёлка опрометью скрывалась в стаде.

У Николая было несколько возгласов, для разной громкости щелчка. «Лихоманка те в копыта!» – самый слабый, чуть сильнее: «Чтоб тя чертяки подоили!» «А ну пошла, проклятущая!» – из сильных. Были и мощнее, но он их запускал, только отойдя подальше от людей, за околицу.

Несмотря на грозный вид, Николай – и все знали об этом – никогда не бил животных, только пугал. В деревне считалось, что от кнута у коровы молоко может загорчить.

Когда пастух шёл по улице за стадом, хозяйки обменивались впечатлениями:

– Николай-то сегодня каков, красавец! Зинка-то сохнет, а без толку…

Николаю скоро в армию, жениться до армии он не хотел.