– Когда? – я не понимаю о чем он.
– Документ о неразглашении, – подсказывает Дарина, уже не пытаясь отбиваться от парней. Они просто держат ее у стены и бессовестно лапают.
Я непонимающе перевожу взгляд с нее на Игоря и обратно. Что за бред?
– О, детка, так ты совсем того? – белобрысый крутит пальцем у виска и присвистывает. – Чем ты такая особенная, объясни мне? Покажи, что ты умеешь, ну же! Почему Аким Батькович держит тебя в шикарных апартаментах, тогда как остальные маги ютятся в общих казармах? Чем ты выделяешься?
Его тиски кажутся ядовитыми. Силы покидают, и я не могу держать ровно спину. Сгибаюсь и хриплю.
– Что тебе нужно? Я ничего не знаю! – говорю правду. Меня заманили в ловушку, теперь понимаю, и мысль о том, что в очередной раз ошиблась – подкашивает. Бессмысленно трепыхаться, когда уже угодил в паутину.
Игорь сально лыбится и двигает челюстью: меня тошнит от одного взгляда на него, а от прикосновений выворачивает и коробит.
Отпихиваюсь, но слабо. Руки и ноги немеют от изнеможения.
– Не трогай меня. Что ты хочешь? – говорю глухо и слабо.
– Ничего особенного. Сейчас начальство освободится, сдадим вас с перьями, и будете наслаждаться обществом крыс в подвале. Так ведь, Дарина?
Я поворачиваю голову. Девушка один раз кивает. Золотистые глаза наливаются глянцем, а руки помощников шарят по ее телу, отчего меня еще больше коробит.
– Отпустите ее. Я не понимаю, о чем ты мелешь!
– Вика… – Дарина прикрывает глаза и даже не отбивается от наглых рук магов. – Никто не сможет пойти против правил школы.
Правда, значит. И когда я подписала эти бумаги? Совсем ничего не соображала? Получается, Аким воспользовался моим состоянием и подсунул добровольную темницу? Но зачем ему пустой маг? Зачем делать меня изгоем? Или я сама себя такой сделала?
Воспоминания наплывают одно за другим. Пластами, волнами, как цунами. Они сносят реальность и способность противостоять несправедливости. Деревня, лес, апатия, а затем подвал. Холодный, сырой и страшный. И длинная тень Марка, что, как монстр, тянет щупальца и пытается схватить меня за ноги. А потом дым и огонь. И я спасаю своего палача. Почему тогда не позволила нам обоим умереть и избавить себя от страданий?
Не чувствую ног. Отталкиваюсь ладонями от Игоря, но не сдвигаю его даже на сантиметр.
– Детка, не вырвешься. Тебе ли не знать, каким я бываю настойчивым.
– Ублюдок! – хочу плюнуть в него, но он прикрывает мне рот ладонью, будто склизкой конечностью осьминога.
– Давай так. С тебя поцелуй, и я вас отпускаю. Сделаю вид, что ничего не видел. Как тебе такой размен?
Не отнимает руку. Я чувствую привкус прошлого. Соленый и горький. Вены давно сгорели от пламени, что течет внутри. Вулкан сожрал сам себя. Расколол, испепелил и умер. Я истощилась. Перевожу заплаканный взор на Дарину. Она стоит покорно, опустив голову. Молчит и тихо плачет. Я подставила ее. На себя мне плевать и уже давно. А подругу мне жаль. Из-за меня она встряла в нехорошую историю. Может, есть во мне хоть капля сострадания, и я смогу девушке помочь, как помогала мне она?
Вижу, как один из державших ее, лапает грудь под футболкой и пытается поцеловать шею. Она слабо отпирается, но второй громила тут же захватывает хрупкие руки, и девушка сдается. Безмолвно кричит взглядом, будто знает, что выхода нет.
Мычу и пытаюсь укусить Игоря. Две девушки против трех громил. Неравные силы. Старые раны распускаются гневом, и я брыкаюсь. Грубая пощечина взрывает перед глазами фейерверк, шум в ушах выключает на миг способность реагировать. Вязкое тело сползает, ноги немеют, а пальцев рук не чувствую. Крепкий локоть пережимает горло, придавливая к стене. Хриплю и впиваюсь руками в трикотажную черную ткань.
