– Зачем ты так спешил?
– Я подумал… – начал Нишерле, но смутился и замолчал.
– Не волнуйся, со мной ничего не случилось. Я позвал тебя, чтобы ты помог мне спуститься на кухню…
– Тебе нужно лежать, дед. Немедленно ляг и скажи, что тебе нужно – я всё принесу.
– Постой, не торопись, дай договорить.
– Хорошо, хорошо… Прости, – юноша замер перед ним, приготовился внимательно слушать, словно ученик перед учителем.
– Сейчас мы спустимся в кухню, и ты попробуешь отодвинуть шкаф с посудой, дружок. Если не сможешь – позови на помощь соседей.
– Но зачем, дедушка?
– Ты просишь меня дать в твои руки оружие возмездия, – вздохнув, ответил целитель. – Я готов сделать это. Но первым делом мне надо проверить кое-что, ну, а потом дать тебе необходимое знание.
Нишерле просиял от радости, словно речь шла о новой лошади или свидании с темнокожей красавицей.
– А для начала сделай, что я просил, – предотвратил старик крики восторга.
Он молча смотрел, как юноша силится сдвинуть с места тяжеленный шкаф. Деревянная махина со скрежетом, по пальцу за раз, смещалась в сторону. Уже показался потемневший от времени, покрытый трещинами дверной косяк. Увидев его, Нишерле удвоил усилия и едва не опрокинул на себя несколько горшков. Стоявшая рядом Бэудиша успела придержать их рукой.
Дети. У старика навернулись на глаза слёзы. Вот только в душе они давно уже стали взрослыми, слишком взрослыми. Они уже ощутили на себе всю жестокость этого мира и готовы платить ему той же монетой. О, проклятые времена. В другой жизни красавица Бэудиша могла бы стать женой сына кишара, а не по годам сильный и смышлёный Нишерле стал бы джаурсином гвардии правителя Азулахара. Но безжалостная судьба распорядилась иначе. Сейчас целитель начинал понимать, почему нихайа Сеитэ встала на путь мести. Они готовы идти тем же путем. Но в их распоряжении нет верных солдат. У них будет нечто другое, более страшное и смертоносное. Он вспомнил описание мора из книги, и его передёрнуло от ужаса.
– Дед, дверь! – тяжело дыша, воскликнул Нишерле, смотря на старика задорно блестящими глазами. Он утёр со лба пот и подёргал потускневшее бронзовое кольцо. – Закрыто.
– Вышиби.
Юноша ударил плечом в пыльные доски. Что-то громко треснуло, дверь распахнулась, и он едва не полетел кубарем в чёрную пустоту.
– Ух ты, не рассчитал, – засмеялся он. – Что там, дед? Кладовая с оружием и доспехами?
– Скорее с доспехами, – усмехнулся старик. – Или не носить мне имя ан-Химеш. Возьми светильник, Нишерле, идёмте, посмотрим.
От волнения он совсем перестал чувствовать боль, хотя и понимал, что как только пройдёт эйфория от познания нового, она нахлынет с новой силой. Но это будет потом, а сейчас… Ан-Химеш бодро спустился следом за внуком по крутой, довольно длинной лестнице. Шедшая сзади Бэудиша всё норовила поддержать его, но старик обходился и без посторонней помощи. Путь им преградила ещё одна дверь. На этот раз вышибать её не пришлось. Нишерле сделал шаг вперёд и ахнул. Они очутились в большом зале, размеры которого сначала даже не удалось определить – свет одного светильника выхватывал из темноты лишь крохотный, шагов в пять, пятачок.
– Бэудиша, неси сюда все светильники, что найдёшь в доме, – попросил старик внучку.
Она недовольно проворчала, что с дыркой в животе надо в постели лежать, а не по подвалам шастать, но послушалась.
– Что здесь, дед? – тихо спросил Нишерле, боясь и шага ступить в сторону.
