Может, мимо нашего булыжника, под названием Земля, пролетает какая-то странная комета, с непредсказуемыми последствиями?
Да, скорее всего, именно этим все и объясняется.
Или, может, я была плохой девочкой в прошлом году, и Санта решил меня наказать.
Мерзкий Санта. И комета тоже.
Я резко сорвала машину с места и покатила по указанному мне адресу.
Добиралась я долго, сквозь дебри обычных и уже привычных всем пробок. Хотя и умудрилась половину объехать, благодаря авторадио. Припарковалась я прямо у нужного мне подъезда. Такое счастье редко случается.
Выбравшись из машины, я уверенно, словно живу здесь со времен постройки дома, направилась к подъезду. Без приключений я добралась до нужной квартиры, незаметно огляделась. Дверь у Никиты Максимовича была железная, что и следовало ожидать. Потом я смело вставила ключ и открыла дверь. Еще раз оглянулась.
Ничего подозрительного не отметив, я приоткрыла дверь и тенью скользнула внутрь.
Нащупав выключатель, я включила свет и огляделась.
Сначала в глаза бросилась обстановка.
Прихожая была отделана интересно. Одна стена была полностью скрыта зеркалами, в которых отражался встроенный шкаф с зеркалом, над которым красовалось множество встроенных ламп. Такие же лампочки, похожие на застрявшие в стене мыльные пузыри, украшали и потолок сливочного цвета. На светло-бежевом паркете лежал ковер цвета молочного шоколада неправильной амебной формы с настолько длинным ворсом, что в нем ноги просто утопали.
Иногда по обстановке невозможно догадаться, кто же здесь живет, а иногда, напротив, обстановка говорит и за себя, и за хозяина.
Я улыбнулась. Прихожая прямо вопила о том, что здесь живет красивый и пушистый мужчина. А еще она сейчас говорила о том, что здесь недавно произошла драка.
Одно из зеркал, составляющих стену, по всей длине пересекала безобразная трещина, ближе к полу она превращалась в большую вмятую снежинку. На светлых, под необработанное дерево, стенках шкафа красовался кровавый отпечаток ладони. Одна дверца была с «мясом» сорвана с петель, черное пальто и несколько шапок валялись на полу, обильно украшенном засохшими каплями крови. Одна из амебных лапок ковра была задрана, а сам ковер лежал волнистой гармошкой.
Я прошла дальше.
По коридору налево зал. Ага.
Я шагнула в большую залитую зимним солнцем комнату. Свет попадал сюда через два больших окна, расположенных в противоположной двери стене. Окна были густо задрапированы шторами из кремово-золотистой органзы, из-за чего свет казался желтым, как отблески от костра.
Здесь тоже было очень красиво до того, как кто-то поработал над порядком.
Я огляделась.
Первое, что я заметила, были амебной формы коврики, лежащие тут и там по всей комнате, как следы какого-то чудного животного. Они были выдержаны в светлых пастельных тонах, контрастируя с темным, цвета мореного дуба, паркетом.
В углу, слева от двери, располагался бар, втиснутый в огромный старинный глобус, он был открыт и тщательно исследован. Рядом, вдоль стены, стоял книжный шкаф с диагональными полками, коллекция книг лежала на полу странной бесформенной кучей. По-моему, это преступление так обращаться с такими книгами. Кожаные переплеты ранено поблескивали золотистым тиснением своих названий.
Дальше мой взгляд наткнулся на камин, оказавшийся электрическим при более пристальном разглядывании. Рядом стояло кресло-качалка с двумя небрежно брошенными в него декоративными подушками. То, что располагалось раньше на каминной полке, также валялось на ковре, лежащем у камина. Даже картина, которая, видимо, висела над ним, теперь стояла, опершись на каминную стенку изломанной рамой.
