Танго смерти – 2. В Буэнос-Айресе - страница 14



Почему же тогда Аргентина не может стать одним из столпов этого мира? На мой взгляд, тут несколько причин. Первая – первая, а потом и вторая мировые войны очень не вовремя оборвали эмиграцию. Аргентина стартовала примерно на пятьдесят лет позже США, и когда США сформировали свое общество и закрывались – Аргентина только начинала разбег. Те, кто из-за перенаселенности должен был эмигрировать из Европы сюда – погибли в чудовищной бойне. Аргентина восьмая в мире по территории и тридцать вторая по численности населения, все-таки сорок два миллиона человек для такой страны – это очень мало. При том – пятнадцать, а то и все двадцать уже миллионов – живет либо в Буэнос-Айресе, либо вокруг него.

Во-вторых – во вред Аргентине сыграло то, что тут всегда жили слишком хорошо. Эта страна не воевала сто пятьдесят лет. Здесь никогда не хотели идти войной на Бразилию, или возвращать Уругвай, который когда-то был частью Аргентины. В итоге – не было сверхнапряжения сил как в Европе, как у нас – и страна постепенно скатывалась к провинциальности. Рассказы о таких событиях как Курская Дуга или ущелье Пандшер или штурм Грозного – вызывают в аргентинцах ужас. Они просто не представляют себе такого. В 1982 году они проиграли Великобритании, хотя могли и выиграть, сражаясь у себя на пороге. СССР снабжал аргентинцев данными космической разведки, а Перу уже прислало штурмовики СУ, которые стояли на аргентинских аэродромах, готовые к взлету. Просто они не готовы были идти до конца, как были готовы британцы. Хотя предлагало помощь не только Перу.

В третьих – неолиберальные реформы помогли. Местного Гайдара зовут Карлос Менем.

В четвертых – мужики. Я уже говорил – тут мужики до сорока лет с мамой живут и вообще сильно себя не утруждают ни в чем. Они с юга. Это чувствуется. Почему все страны, входящие в мировую элиту – северные? Потому что на севере, если ты не построил теплый дом, не сделал заготовки на зиму, не вовремя убрал урожай – ты умрешь. И это знание – в генах, оно передается из одного поколения в другое, заставляя крутиться. А тут – южане, тепло, можно жить в хибаре, земля плодородная, палку воткнешь – растет, чего утруждаться. Они и не утруждаются. По нашим, русским меркам все местные – хронические лодыри.

Ну и последнее – здесь никогда не знали понятия «порядок». Здесь была диктатура – но никогда не было своего Сталина. Ужас перед всепроникающей государственной машиной – неведом даже в тех странах Латинской Америки, где были диктатуры. Хотя Аргентина по латиноамериканским меркам пострадала сильно – на весь мир известно выражение «аргентинский вариант», когда группы военных, не получая приказов и не отчитываясь в их исполнении, похищают и убивают леваков и вообще всех, кто им не нравится. В семидесятые – Аргентина стояла на пороге социалистической революции, но военные сломали страну и общество через колено. Хотя… тот же Ежов сильно посмеялся бы аргентинской любительщине… не то, что пыточный конвейер НКВД и ГУЛАГ.

Почему я говорю про Ежова, про НКВД и ГУЛАГ? А потому, что когда ты попадаешь в такую страну как Аргентина – ты начинаешь понимать, как могло бы выглядеть твое общество, твой народ, если бы с ним этого не случилось. Мы – несем свой крест, как и аргентинцы – свой. Как там говорил Мамардашвили…

Ибо в социальном механизме предполагается – и знаю, что устроено так, и могу на это положиться. А в личном, то есть в том, что растет из своей тени, из своего непонимания, – нельзя отложить на завтра…